А. А. Блок “Река раскинулась. Течет, грустит лениво…”

Стихотворение в контексте цикла “На поле Куликовом”

При первом чтении цикл “На поле Куликовом”, признанный блоковский шедевр, может озадачить и даже разочаровать. В самом деле, чего читатель (особенно если он к Блоку непривычен) ждет от произведения с таким заглавием? Сюжета с броскими эпизодами, знакомыми по учебникам истории (благословение у св.

Сергия, поединок Пересвета с Челубеем, Дмитрий Донской в рядах простых ратников…); торжествующе-победной интонации или (по контрасту) плача о потерях. Брюсов, наверное, так бы и написал. А что сделал Блок?

Попытка вычитать из цикла исторический сюжет скоро запутывается в противоречиях. Вначале еще можно решить, что мы присутствуем при переправе русского войска через Дон накануне битвы. Правда, и здесь уже много непонятных деталей: “домчимся” вызывает ассоциации скорее со степной ордой, чем с русскими ратниками, предстоящий бой почему-то назван “вечным”, затем будущее время неожиданно сменяется настоящим, ночь – закатом (!), а бой представлен как стремительное и непрерывное движение (“летит”, “мелькают”). Второе и третье стихотворения цикла как будто бы переносят нас к сцене гадания в ночь перед битвой, но непонятно, почему эта сцена описана как повторяющаяся (“За Непрядвой лебеди кричали, // И опять, опять они кричат…”; “Я – не первый воин, не последний”), и неясен женский образ, к которому обращается лирический персонаж (кстати, а кто таков он сам?).

А затем читатель, и без того сбитый с толку этими противоречиями и неясностями, обнаруживает, что четвертое и пятое стихотворения в исторический сюжет не вписываются уже решительно. В четвертом герой странным образом не может прорваться туда, где идет битва (которая описана тоже странно: “трубные крики”, “тихий пожар”); а пятое начинается утверждением, что никакого боя вроде бы не предвидится (“не слышно грома битвы чудной”), а кончается обратным: “вражий стан”, “час настал”…

Видимо, мы неверно выбрали “ключ” к тексту – перед нами не поэтическая картина на историческую тему, а нечто иное. Попробуем понять, что же именно, медленно вчитываясь в текст. Но сначала – несколько предварительных замечаний.

ЖАНР. Лирический цикл – жанр, редкий в классической поэзии, но чрезвычайно характерный для ХХ века, для русских символистов в особенности. Сплошную организацию своего творчества в книги, главы и циклы первым из них предпринял Брюсов, и с его легкой руки она стала нормой в русской поэзии того времени. Блок довел ее до предела: вряд ли во всей русской поэзии мы найдем столь же сложное и продуманное построение, чем три тома его лирики.

Каждое блоковское стихотворение последовательно включается в рамки цикла, раздела, главы, тома – и только в контексте всей трилогии обретает всю полноту своего смысла.

Понятие цикла подразумевает, что каждое из входящих в него стихотворений сохраняет свою целостность (то есть остается стихотворением, а не становится отрывком), но при этом связано с остальными сетью перекличек – сюжетных, словесных, метрических и прочих. Следовательно, на такие переклички следует обращать внимание: они требуют осмысления.

СИМВОЛ И СИМВОЛИЗМ. Сущность поэтики символизма – в постоянном соотнесении нескольких смысловых рядов. Как это делается, можно увидеть на примере строфы из Андрея Белого:

Роза в золоте кудрей, Роза нежно колыхается, В розах золото лучей

Красным жаром разливается.

Живописный эффект (“рефлекс”, на профессиональном жаргоне художников, то есть отсвет, брошенный на соседний предмет) здесь несомненно присутствует, но вовсе не он главная забота поэта. “Золото” здесь прежде всего знак горнего света (стихотворение заканчивается строками: “Наши души – зеркала,// Отражающие золото”), “роза” – символ любви (и земной, и небесной), а красный цвет обозначает чувственное томление. Таким образом, за живописной картинкой скрывается совсем иной смысл: “Земная, плотская любовь есть преломление горнего, божественного света”.

Все это значит: символистская поэзия обращена к “своему” читателю, который, во-первых, готов к тому, чтобы за буквальным смыслом слов искать иносказание, а во-вторых, знаком с символическим словарем поэта (поскольку одно и то же слово у разных поэтов могло нести совершенно различные смыслы).

ОСНОВЫ БЛОКОВСКОЙ МИФОЛОГИИ. Лирика Блока, начиная уже со “Стихов о Прекрасной Даме”, строится вокруг взаимоотношений трех персонажей: лирического героя (быть может, нелишним будет напомнить, что этот литературоведческий термин ввел Ю. Н. Тынянов как раз в статье о Блоке), его двойника и героини, чей лик тоже двоится (“Но страшно мне: изменишь облик Ты”).

Лирический герой у Блока имеет одну черту, которая отделяет его от “них”, от “толпы”: он видит иную действительность, часто – более страшную, но всегда более реальную, скрытую за общедоступной “кажимостью”. Двойник (как и у многих других писателей, от Гофмана до Достоевского) – воплощение темной стороны лирического героя, олицетворение его дурных страстей и помыслов

Итак, первое стихотворение цикла при внимательном прочтении дает нам общую установку: Блок пишет не историческую картинку, а символистскую лирику, его Куликово поле – не на донском берегу и не в 1380-м, а вне времени, в душе поэта (и человека вообще), таинственно связанной с иными мирами, и происходящее там только отражается здесь – в той или иной форме.