Анализ стихотворения Александра Блока “На смерть Комиссаржевской”

Феномен смерти… Человек испытывает сложные, противоречивые чувства, когда кто-то из значимых для него людей уходит из жизни. Умерший никогда не вернется, что больно и страшно, почти абсурдно для человеческого сознания, кроме того, другие остаются, и перед ними встает вопрос: “А что теперь?” Религиозное сознание, особенно христианское, принимает физическую смерть, но не исчезновение души, которая бессмертна.

Но даже для верующего человека уход близкого – несчастье, приносящее боль, побуждающее к размышлению и воспоминаниям.

Именно поэтому поэзию, затрагивающую все стороны человеческой жизни, не может не волновать эта проблема. Если говорить о русской литературе, то, например, у Державина в стихотворении “На смерть князя Мещерского” смерть – повод к размышлению об экзистенциальном, но гораздо чаще рождаются произведения, в которых на первом месте личность ушедшего, самоценная и дорогая для автора.

Эта тема привлекла меня своей глубокой философичностью, своим неукоснительным требованием правды. В ней раскрывается и душа пишущего, и личность умершего, читателю позволяется проникнуть в мир сокровенного – в отношения между людьми. Звучание этой темы трагично, но каждый однажды переживает утрату, и каждый думающий и мыслящий человек задается вопросами о жизни и ее смысле.

Читая такие произведения, важно знать, кому они посвящены. Вера Федоровна Комиссаржевская (1864-1910) – драматическая актриса выдающегося дарования, пользовавшаяся громадным успехом в демократических кругах, особенно среди молодежи. По словам современников, ее игре были свойственны нервная порывистость, тревожный лиризм. В 1904 году Комиссаржевская создала свой театр современного репертуара, позднее символистской ориентации. В нем молодой Мейерхольд ставил блоковский “Балаганчик”.

Она сыграла Ларису в “Бесприданнице” А. Н. Островского, Нору в “Кукольном доме” Г. Ибсена, Беатрису в “Сестре Беатрисе” М. Метерлинка.

Блок был связан с театром: он писал для него (“Балаганчик”, “Незнакомка”, “Роза и Крест”), в юности хотел быть актером. Вот что поэт писал об актрисе в предисловии к поэме “Возмездие”: “1910 год – это смерть Комиссаржевской, смерть Врубеля и смерть Толстого. С Комиссаржевской умерла лирическая нота на сцене, с Врубелем – громадный личный мир художника, безумное упорство, ненасытность исканий – вплоть до помешательства, с Толстым умерла человеческая нежность – мудрая человечность”. Ставя Комиссаржевскую в один ряд с Толстым и Врубелем, Блок подчеркивает значимость личности актрисы, оставившей свой неизгладимый след в истории культуры.

А “лирическая нота” звучит в его стихотворении “На смерть Комиссаржевской” пронзительней других.

Обычно Блок либо оставляет свои произведения без названий, либо их заглавия носят подчеркнуто символический характер – “Соловьиный сад”, “Возмездие”, “Двенадцать”. Тема рассматриваемого стихотворения такова, что название определено жанром – стихотворение на смерть.

Стихотворение по существу лишено вступления, начало его динамично. Первая строфа – приход героини, никем не разгаданной, в этот мир, “на крайний полюс, в мертвый край”. Петербург – Северная Пальмира, но читателю с первых строк становится ясно, что Блок, назвав этот город “крайним полюсом”, имел в виду не только его географическое положение. Антитеза “она” – “мир” поддержана оппозицией “май” – “холод” и готовит к пониманию личности Комиссаржевской как трагической, ведь исход противостояния ее всему миру с первых строк ощущается как предрешенный.

Вторая и третья строфы соединены запятой, что подчеркивает их тесную связь (одна является развитием мыслей, высказанных в другой). Голос “пел и плакал о весне”, как будто бы что-то изменял, касался незнакомой вышины, тверди. Песня и плач определяют не только существо лирической героини, но и личность истинного художника – человека с особым составом души.

Эти строки созвучны с другими из блоковского “Балагана”: “Но надо плакать, петь идти, // Чтоб в рай моих заморских песен // Открылись торные пути” или с другими: “Как и жить, и плакать без тебя”.

Песня, струны, струнный плач серафимов – музыкальные образы. Комиссаржевская, по словам поэта, “была верна музыке среди визгливых нот современной действительности”. Блок знал, что “душа настоящего человека есть самый сложный и самый певучий музыкальный инструмент…” И о своей героине он говорит как о сохранившей верность музыке, как о воплощении вечной юности.

Она, наполненная жизнью и светом, стоит отдельно ото всех остальных, запертых в глухом склепе и не слышащих музыки.

Стихотворение “На смерть Комиссаржевской” – одно из ключевых в цикле “Арфы и скрипки”. Образы-символы ветра, бури говорят о соприродности лирической героини стихии. А ангелы-серафимы? Может быть, автор проводит параллель между своей героиней и ими? Может быть, ангелы плачут уже по ней?

М. Цветаева в стихотворении “Думали – человек, и умереть заставили…”, написанном на смерть Блока, говорит: “Плачьте о мертвом ангеле!” Может быть, поэт, зная о неизбежном исходе, скорбит о ней? Образ ангела есть и в стихотворении “Сусальный ангел”, где он – воплощение хрупкой мечты, поэтому можно предположить, что серафимы – знак несбыточной мечты героини. Ангелы плачут, “над миром расплескав крыла”.

Этот образ сложно ясно себе представить – автор предоставляет читателю возможность самому вообразить, а точнее, ощутить присутствие высшей реальности, с которой сопряжена душа лирической героини. Об этом пишет В. Жирмунский в своей работе “Поэзия Александра Блока”: “Мы называем символом в поэзии особый тип метафоры – предмет или действие внешнего мира, обозначающее явление мира духовного или душевного по принципу сходства”. Здесь читатель имеет дело с подобного рода метафорой.

Первые три строфы соединены анафорами: дважды повторенное “не верили” звучит страшным приговором. Мир спит, все глухи и слепы.

Четвертая, пятая и шестая строфы тоже объединяются общей подтемой – смертью лирической героини. Четвертое четверостишие начинается с “но”: несмотря на все усилия, холодное серебро полюса не таяло, мир не дрогнул. Она ушла, и в четвертой строфе это уже свершившийся факт, но ведь поэт пишет: “Вот только: крылья на заре”.

Возможно, Блок хотел сказать, что надежда остается. Быть может, в мире что-то пробудилось? Склеп – образ глухой и усталой души (в стихотворении “Миры летят.

Года летят…”: “А ты душа усталая, глухая…”). Голосу предстоит пробиться сквозь мертвую тишину, равнодушие толпы.

Короткие предложения, состоящие только из одного глагола, создают особую атмосферу: они – толпа – “не верили”, а она – “ушла”. Жесткость стиля служит выражению убийственности очевидного.

В пятой строфе вопросы: “Что в ней рыдало? Что боролось? // Чего она ждала от нас?” Вновь звучит мотив плача, рыданий, борьбы. Это попытка понять, кем же была эта женщина, попытка объяснить ее, и третий стих в строфе дает ответ: “Не знаем. Умер вешний голос, // Погасли звезды синих глаз”. Не верили, не ждали, а теперь и не знаем: автору не нужно много слов, чтобы передать чувства, мысли, настроение.

Блок сдержан.

Голос автор называет “вешним”. Вешний – весенний, а образ – символ весны особенно значим в творчестве поэта:

О, весна без конца и без краю – Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

И приветствую звоном щита!

В вешнем голосе – жизнь, бескрайняя, несбыточная мечта. Глаза лирической героини синие – цвет, знаковый у символистов. Метафора “звезды глаз” у Блока звучит в этом стихотворении совершенно по-особенному. “Все звезды рассказывают”, – читаем в одной из строк стихотворения “Ночь. Город угомонился…”.

Звезды высоко, на небе, а на земле они погасли. “Небо – земля” – еще одна знаковая оппозиция у поэта-символиста.

Пятое и шестое четверостишия передают смятение, волнение, здесь звучат вопросы, на которые нет ответов. Шестая строфа относится к миру, из которого лирическая героиня уже ушла, и ничего нельзя с этим сделать. Поэт говорит: “И где нам ведать торжества?” Почему именно “ведать”, а не “знать”? Фольклорные образы (“камень бел – горючий”, “плакун-трава”) и связанный с ними глагол “ведать” (сравнить в стихотворении “Русь”: “Там ведуны с ворожеями”), подчеркивают значение лирической героини, включая ее судьбу в историко-культурный контекст. Кроме того, это еще и песенные образы-символы горя, несчастий и плача.

Блок использует библейские и фольклорные символы, которые понятны каждому человеку европейской культуры любого времени. Многоточия в конце первой и последней строк могут означать недосказанность, невыразимость чувства.

Седьмая строфа звучит подобно музыке реквиема. “Так спи, измученная славой, // Любовью, жизнью, клеветой…” – пишет Блок. Смерть – покой для вечно ищущей чего-то, зовущей к высокому души, наверное, единственный выход для героини, судьба которой была предопределена, хотя смерть и была нелепой случайностью (умерла внезапно, заразившись черной оспой). “Любовью, жизнью иль колесами // Она раздавлена. Все больно”, – говорит поэт в стихотворении “На железной дороге”, и эта строка созвучна седьмому четверостишию (“измученная славой, любовью, жизнью, клеветой…”).

В восьмой строфе вновь звучат три вопроса: “А мы – что мы на этой тризне? // Что можем знать, чему помочь?” В стихотворении автор говорит от лица некого “мы”, не только от себя, но и ото всех остальных, осознавая свою ответственность и долг поэта. Все, что теперь есть у остальных, – это “погребальный факел – в ночь”. Лирическая героиня, сжигая себя, освещает путь людям, ведь личности, подобные ей, – маяки. Особенно горьким кажется утверждение, что “смерть понятней жизни”.

Значение героини осознается лишь после ее ухода, а жизнь ее, плач о весне навсегда останутся загадкой.

Последнее четверостишие – финал, к нему вело все остальное. “Пускай хоть в небе – Вера с нами. // Смотри сквозь тучи: там она “, – пишет Блок и заканчивает свое стихотворение утверждением, которое поддержано рифмой “она”-“весна”. Здесь уже нет деления Мы – она: лирическая героиня – источник света, но отраженный свет есть и в остальных. Можно заметить, что к концу стихотворения ее образ вытесняет мрачные образы склепа, полюса, мертвого края.

Вера здесь не только надежда, но и имя героини, значит, и вера, и Вера Комиссаржевская “с нами”.

В стихотворении девять строф, и это не может быть случайным: это стихотворение-размышление, и, благодаря такому делению, подчеркивается ход мыслей автора, а число девять связано с тройкой – любимой цифрой поэта. Читатель может заметить, что и композиции рассматриваемого стихотворения присуща блоковская тройственность: его можно разделить на три части, объединенных общей темой. Первая, вторая, третья строфы – Ее явление в мир, четвертая, пятая, шестая – Ее гибель, седьмая, восьмая и девятая строфы – смерть лирической героини, но, хотя ее нет и по ней плачут (тризна), она остается в сердцах людей, ведь подлинные поэты, художники, актеры не уходят бесследно.

В стихотворении перекрестная рифма, кроме седьмого четверостишия, где она смежная, что сразу заставляет читателя обратить на него внимание. Опоясывающая, например, рифма делала бы каждую строфу логически и интонационно завершенной.

Блок говорил, что все стихотворное полотно держится на нескольких словах-остриях. Ключевые слова в стихотворении “На смерть Комиссаржевской” можно отнести к двум смысловым рядам. Во-первых, “полуночная пора”, “полюс”, “мертвый край”, “снег”, “склеп”, “хладное серебро”, “камень бел – горючий”, “плакун-трава”, “тризна”, “смерть”, “погребальный факел”, а во-вторых, “весна”, “струны”, “вышина”, “серафимы”, которые плачут, “над миром расплескав крыла”, “крылья на заре”, “мечта”, “вера”, “знамя”, “обетованная весна”.

Постепенно лирическая героиня, стоящая вне остального мира, входит в него. Если обратить внимание на слова, которые образуют рифму, то можно заметить, что в начале стихотворения они часто противоположны, относятся к разным смысловым рядам, к концу противоречий становится больше, но в последних строфах все разрешается. “Юный” – “струны”, “разорвала” – “крыла”, “зимы” – “серафимы”, “склепе” – “великолепий”, “серебре” – “заре” (холод – тепло, металл – стремление, пробуждение, огонь), “клеветой” – “мечтой”, “тризне” – “жизни” (!), “ночь” – “помочь”, а в конце “она” – “весна”. В стихотворении “Усталость” поэт пишет: “Друзья, близка ночная твердь! // И даже рифмы нет короче, // Глухой, крылатой рифмы: смерть”, что еще раз доказывает неслучайность блоковских рифм.

Музыка блоковского стиха удивительна, и “На смерть Комиссаржевской” не исключение. Семантический ореол ямба ориентирует на традицию русской лирики XIX века. Здесь он скорбный, подчеркивает жесткость и строгость стиля.

Звучание стиха у Блока не самоцель. У него, как писал Пастернак, “музыка слов состоит не в звучании, а в соответствии между звучанием и значением”.

В стихотворении “На смерть Комиссаржевской” звучат многие блоковские темы: жизнь и смерть, подлинные и мнимые ценности, Художник и его место и значение в мире. Поэт-символист приносит в мир свою мечту, свой идеал, хочет совместить два различных мира: реальный, в котором живут почти все остальные, и тот, где звучит иная музыка. В письме к жене Сологуба Блок писал, что, когда одинаково сильно любишь и жизнь, и искусство, то такая любовь трагична.

Для Блока искусство – проявление высшей жизни. Читатель не может не почувствовать, что стихотворение “На смерть Комиссаржевской” имеет для поэта какое-то особенное значение. Блок в своей статье о В. Ф. Комиссаржевской писал: “Да это и не смерть, не обыкновенная смерть, конечно, это еще новый завет для нас, – чтобы мы твердо стояли на страже, новое напоминание, далекий голос синей Вечности о том, чтобы ждали нового, чудесного, несбыточного те из нас, кого еще не смыла ослепительная и страшная волна горя и восторга”.

Актриса была воплощением исканий, тревоги, взлетов и падений, безудержного порыва, необходимого миру, в котором равнодушие и безразличие толпы определяют очень многое, она была той, которую ждали, по словам поэта, в тишине символисты. Очень часто, пока человек жив, люди не могут понять его истинное значение для себя, а когда тот умирает, то уже ничего нельзя исправить. Несмотря на то, что в стихотворении “На смерть Комиссаржевской” звучат траурные и скорбные ноты, оно озарено светом и надеждой: героиня осталась верна своим цели, долгу, предназначению.