Человек и природа в лирике М. Ю. Лермонтова

Поэзия Лермонтова – это, прежде всего поэзия рефлексии, лирического размышления. Визуальные образы, поэтическая “живопись” не занимают в ней столь важного места, как, например, в произведениях Фета, Тютчева, Пушкина. Мы не находим в стихотворениях Лермонтова знакомых картин русской природы: лесов, одетых “в багрец и золото” или “околдованных” чародейкою-зимою, “вешних ручьев”, сбегающих с гор, блестящей “подо льдом” речки. Лермонтовское видение природы космично, взгляд поэта обращен скорее за пределы видимого глазу пространства, нежели к пейзажным красотам окружающего мира.

И потому столь нечастое у Лермонтова появление в поле зрения конкретных природных реалий – “белеющих берез”, “серебристого ландыша”, “темной аллеи” – несет в себе потенциал символических значений и ведет к философским обобщениям. Лирический герой наедине не просто с природой, а с целой Вселенной – характерная для лермонтовской поэзии лирическая ситуация. Пейзажный фон в поэтических произведениях Лермонтова редко бывает детально проработанным. Небо и звезды – вот наиболее устойчивые атрибуты внешнего мира – мира природы – в лирике Лермонтова.

Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит; Ночь тиха. Пустыня внемлет богу, И звезда со звездою говорит. Пустыня, звезды, прочерченный в темноте вектор дороги задают пространственные координаты лермонтовского мира в стихотворении.

При этом важнейший для лермонтовской лирики образ – образ дороги – получает обобщенное значение: дорога становится символом жизненного пути лирического героя. Горизонтальное измерение – герой движется вперед по дороге – сменяется вертикальным: обращенный к небу и звездам взгляд лирического героя переводит движение в вертикальную плоскость, в символическое пространство всей Вселенной. Однако гармония в мире природы остается недоступной для лермонтовского героя: ему дано лишь испытать ностальгию по тому согласию и пониманию (“В небесах торжественно и чудно!”), что царят во внешнем по отношению к нему мире: Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? жалею ли о чем?

“Свобода и покой” (почти пушкинские “покой и воля” – земная замена счастья) доступны лирическому герою лишь в том идеальном измерении бытия, где жизнь и смерть сливаются в вечный сон (“Я б хотел навеки так заснуть”), подобный тому, что описан в первых строках стихотворения: “Спит земля в сиянье голубом”. Земной же удел героя – вечный путь, поиск, удел странника и изгнанника. Метафорический образ жизненных странствий героя создается в стихотворении “Тучи”.

Путь лирического героя проходит по тому же “маршруту”, что и путь “небесных тучек”: Мчитесь вы, будто, как я же, изгнанники, С милого севера в сторону южную. Природные реалии представлены в лермонтовском стихотворении через олицетворение (“вечные странники”, “вам наскучили нивы бесплодные”), однако “ожившие” тучки остаются, равнодушны к судьбе своего “собрата” по изгнанию: только лирическому герою дано трагическое осознание своей судьбы, тучки же – “вечно холодные, вечно свободные” – чужды его страданиям и переживаниям. Образы природы в лирике Лермонтова – не только источник поэтических сравнений и метафор. Они могут символически замещать лирического героя, который остается за кадром, вне изображаемого в лирическом произведении пространства.

Так, например, дубовый листок (стихотворение “Листок”), сосна (“Сосна”), утес (“Утес”) представляют лирическое “я” косвенно, благодаря проведению в стихотворениях сквозных мотивов, определяющих строй лермонтовской лирики. Мотив одиночества героя – универсальный мотив в лермонтовском творчестве – подчеркивается в каждом из этих произведений: дубовый листок, оторвавшийся “от ветки родимой”, становится символом бесцельного и бесприютного скитальчества одинокого лермонтовского героя; сосна только в грезах может увидеть “прекрасную пальму”, дотянувшись взглядом до “пустыни далекой”, – однако несбыточность мечты в стихотворении подчеркивается повтором ключевого слова – “один”: На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна. Одна и грустна на утесе горючем Прекрасная пальма растет. И даже символ непроницаемости и неуязвимости – каменный утес – обречен в лермонтовском мире на вечное и безысходное одиночество:

Одиноко Он стоит, задумался глубоко, И тихонько плачет он в пустыне. Мотив одиночества прочитывается в этом стихотворении одновременно в двух планах: едва намеченная линия трагической неразделенной любви (“Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана”) наполняется дополнительным смыслом – стихотворение становится лирическим рассказом об экзистенциальном одиночестве и непрочности любых человеческих связей в этом мире. Вместе с тем через образы природы в лирике Лермонтова воссоздается и тот идеальный мир, в который лирический герой уносится мечтой, памятью или воображением. В стихотворении “Как часто, пестрою толпою окружен…” именно мир природы в знакомых герою с детства чертах противостоит маскарадному, подложному, насквозь пропитанному фальшью и неискренностью пестрому социуму. “Спящий пруд”, туман над полями, темная аллея, опавшие и теперь шуршащие под ногами желтые листья – все это приметы подлинного, по-настоящему реального мира, воссозданного памятью героя.

В образах природы материализуется мечта о прошлом, греза, лишь на время заменившая наскучившую, утомительную реальность. Из луча заходящего солнца в воспоминании рождается образ возлюбленной (“Люблю мечты моей созданье/С глазами, полными лазурного огня”) – зыбкий, ускользающий, но все-таки полный жизни. Не случайно в описании облика девушки Лермонтов прибегает к сравнениям из мира природы (” С улыбкой розовой, как молодого дня//3а рощей первое сиянье”) – это единственная возможность сохранить подлинные черты дорогого лирическому герою лица. Подлинный облик Родины запечатлевается в поэзии Лермонтова также через конкретные природные реалии – “желтеющую ниву”, скромную “чету белеющих берез”, “дымок спаленной жнивы”. Пейзаж в стихотворении строится по принципу перехода от общего плана к крупному: лирическая перспектива постепенно сужается, и от картины “разливов рек” и “степей безбрежных колыханья” остается только убранное уже поле с оставленными на нем скирдами, а затем в поэтическом фокусе появляется крупным планом “чета белеющих берез”.

Цветовая палитра сведена к минимуму – желтый, белый и черный. Однако это и есть Родина, образ которой строится через частные и малозначимые, на первый взгляд, детали и вызывает подлинные, искренние чувства поэта: Люблю Отчизну я, но странною любовью! Не победит ее рассудок мой… Прозаические реалии, в том числе и реалии природные, становятся в стихотворении “Родина” основой подлинно поэтического образа России.

Та же “желтеющая нива”, которая устойчиво связывается в лирике Лермонтова с образом Родины, появляется и в стихотворении “Когда волнуется…”. Несовместимые с точки зрения соответствия закономерностям биологической жизни природные реалии – ландыш и “малиновая слива” – становятся знаками природной гармонии, к которой приобщается лирический герой Лермонтова. Картина, сотканная из автономных деталей, позволяет поэтически воссоздать краткое мгновение экзистенциального прозрения – “ив небесах я вижу бога”.

Образы природы – это знаки надежды, возможности обретения душевного равновесия и гармонии, к которым так стремится герой Лермонтова. Таким образом, в лирике Лермонтова конкретные картины природы соединяются с космическим ее видением, а реальный план визуального изображения всегда имеет символическое, философское измерение. Природа – это мир, противопоставленный лирическому герою, мир, который прекрасен и недостижим для него.

Приобщение к идеальному совершается в лирике Лермонтова через мечту, грезу, память, прозрение – но совершается уже не в земной жизни, а в прекрасном “живом сне”.