Державин. Фелица

Репутация поэта складывается при его жизни. Реальное же понимание его поэзии и ее места в литературном развитии определяет и обуславливает история. Яркой иллюстрацией этой закономерности является творчество Державина. Слава пришла к Державину внезапно в 1783 году, когда в первом номере журнала “Собеседник любителей российского слова” была напечатана его ода “Фелица”.

Стихотворение, обращенное к Екатерине II, понравилось императрице, автор был награжден золотой табакеркой и 500 червонцами. Происходило это в пору нарастающего кризиса классицизма, когда ода себя изживала. Правила нормативной поэтики обязывали следовать образцам (реально в России – подражать одам Ломоносова). Державин же выступил дерзким разрушителем эстетической системы классицизма, смелым новатором, открывшим русской поэзии новые пути.

Что же сделал Державин? “Путь непротоптанный и новый ты избрал”. И на этом пути проявилась его оригинальность: сохраняя высокую тему – воспевая “добродетели” императрицы, – он отказался от риторики и простым слогом выразил свое личное отношение к Екатерине II и ее окружению: “Ты простотой умел себя средь нас вознесть”. Его ранние оды, в особенности знаменитая “Фелица”, также заключают в себе нагнетание торжественных восхвалений царицы за высокую добродетельность ее правления.

Из 26 десятистиший “Фелицы” (лирическая медитация в 260 стихов”) 19 выражают такие растянутые и во многом однообразные восхваления. Но автор этой оды начал творить в то время, когда сверхличность гражданского мышления, свойственная “ортодоксальному” классицизму, стала уже утрачиваться, когда в нем уже возникала дифференциация личного начала, возбуждаемого начавшимся кризисом старого сословного общества и его власти. Это приводило к существенным сдвигам в сфере художественного “миросозерцания”, к преодолению его гражданско-моралистической отвлеченности и, в частности, к значительному усилению предметной изобразительности в жанре гражданской оды. Державин и выступил здесь как поэт-новатор – он поразил своих современников введением в этот “высокий” и торжественный жанр мотивов юмористического изображения частной жизни.

В “Фелице” после 4 строф вступления и первых восхвалений строгой жизни царицы, по контрасту с ними, следуют 7 строф, содержащих слегка насмешливое изображение вольной и беззаботной жизни самого лирического субъекта, одного из приближенных царицы, а в намеках – и ее вельмож. В этих строфах предметная изобразительность возникает при воспроизведении отдельных моментов привольной жизни вельможей, она явно преобладает над медитативностью. Но она все же подчинена общей иронической интонации описания.

И даже синтаксически целых пять строф такого описания связаны между собой анафорическими повторами союза “или” (“Или в пиру я пребогатом, // Где праздник для меня дают, // Где блещет стол сребром и златом, // Где тысячи различных блюд…”, “Или средь рощицы прекрасной, // В беседке, где фонтан шумит…” и т. д.). А далее, развивая тот же контраст, поэт вновь обращается к длинным, нагнетенным и торжественным славословиям царице и ведет их в отвлеченно-медитативном плане.