“Эпоха безвременья” в лирике М. Ю. Лермонтова
Дитя “эпохи безвременья”, представитель “потерянного поколения”, Лермонтов – поэт тоски и отчаяния. Живущий в период николаевской реакции, во время запретов, казней, ссылок, время крушения надежд и разочарований, “неведомый избранник” отвергал окружающий его мир: мир ненавистных ему “духовных холопов”, “жалких, струсивших, подобострастных”, и деспотичной власти, лишающей человека свободы, права мыслить, права иметь высокие гуманистические идеалы. Этот мир “рабов и господ” был глубоко отвратителен Лермонтову, а потому поэт был обречен на отверженное одиночество. Уже в шестнадцать лет Лермонтов задумывается о том, “как страшно жизни сей оковы… в одиночестве влачить”, уже осознает себя одиноким, “как царь воздушный”. Темой одиночества проникнуто почти каждое лермонтовское стихотворение, оно является главенствующей в его творчестве.
Эпитет “одинокий”, конечно, наиболее употребим поэтом, наиболее часто встречается в его произведениях. Все темы лермонтовской лирики, будь то темы поэзии или темы родины, так или иначе сопряжены с мотивами одиночества, отверженности, непонятности… Существует несколько типичных для Лермонтова мотивов, и один из них – одиночество в толпе. Поэт хотя и вел светскую жизнь, хотя имел знакомых в высшем обществе, однако чувствовал, что “не рожден для света”, “не умеет жить среди людей”, что не имеет ни времени, ни охоты “делить их шум, их мелкие заботы”. Лермонтов чувствовал себя страшно одиноким, чужим среди светских людей, “малодушных, презренных рабов власти”, и мир, и души которых – “приличьем стянутые маски”.
В их обществе “и скучно, и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды…”. Глядя на будущность с боязнью, а “на прошлое с тоской”, поэт ищет ‘ “души родной”, хочет “хоть тень страстей, которые кипят в его груди, перелить в другую грудь”, но, чуждый окружающим его людям света, он остается один, “никому своей тоски поверить не желая”. Эта отторженность, отчужденность, своего рода духовное изгнание становятся устойчивым мотивом лермонтовской лирики, который воплощается, в частности, в аллегоричном стихотворении “Листок”: “…один и без цели по свету ношуся давно я, засох я без тени, увял я без сна и покоя…” Лермонтов осознает себя “гонимым миром странником”, и подобное изгнанничество становится не столько несчастьем, клеймом проклятия поэта, сколько знаком превосходства.
Общество отвергает поэта, не принимая его духовный мир, его убеждения, но и сам поэт отвергает общество, без сожаления покидая его, даря ему “железный стих, облитый горечью и злостью”: “…изгнанным из страны родной гордись повсюду, как свободой”. С мотивом изгнанничества связан и мотив бездомья, также характерный для Лермонтова: “Мой дом везде, где есть небесный свод”. Нередко одиночество приобретает для поэта характер заточения, своеобразного духовного плена, из которого поэт не видит выхода. Так, например, аллегорично стихотворение “Узник”, лирический герой которого “одинок, нет ему отрады, стены голы кругом, тихо светит луч лампады умирающим огнем…”.
Лермонтов повествует, конечно же, не столько о физической несвободе, заточении в темнице, а о состоянии духовной неволи, порождающем одиночество. Свобода же, которую символизируют “вольные птицы, играющие в синем небе”, вызывает боль и стыд от невозможности ее достичь… Мотив заточения звучит и в поэме “Мцыри”, герой которой “мало жил и жил в плену, угрюм и одинок, он вырос в сумрачных стенах…”. Итак, одиночество, воплощенное в поэме Лермонтова в различных формах, составляет суть духовного бытия поэта, основу его внутреннего мира, поэтому тема эта носит для него глобальный характер, приобретает в лермонтовских произведениях космические, вселенские масштабы, нередко реализуется с помощью излюбленного Лермонтовым образа Демона, гонимого, отверженного Богом ангела, который “остался, надменный один, как прежде, во вселенной без упованья, без любви…”.
Для поэта образ одинокого властелина, изгнанного с небес, с которым Лермонтов и себя отождествляет в некоторой степени, является апофеозом одиночества: “царства дивного всесильный господин”; “…давно в пустыне без приюта отверженный блуждал, ничтожной властвуя землей…”. Своеобразной же квинтэссенцией тоски, боли, которые несут поэту одиночество, стало стихотворение “Выхожу один я на дорогу…”, о котором Добролюбов сказал: “Шедевр, написанный кровью”. В стихотворении этом звучит мотив усталости от горечи и разочарований, оттого, что “так больно и так трудно”. Поэт чувствует себя одиноким в пределах мироздания, вселенной. Не сумев обрести “свободу и покой”, достичь гармонии в этом мире, он хотел бы “забыться и уснуть”, но “не холодным сном могилы”, а так, чтобы “в груди дремали жизни силы”.
Поэт мечтает погружаться в вечно безоблачный мир, где нет ни боли, ни одиночества, но есть гармония и полнота бытия, желает слиться с природой, чтоб над ним, “вечно зеленея, темный дуб склонялся и шумел”. Это состояние сна, или, как говорил Лотман, “смерть, похожая на жизнь”, кажется Лермонтову единственным выходом из одиночества, другие же, любовь и дружба, для него невозможны: у Лермонтова не было друзей, и его единственное стихотворение, посвященное другу Александру Одоевскому, овеяно грустью и болью утраты, ибо написано оно на смерть Одоевского. Любовь у Лермонтова была либо неразделенная, либо утраченная, не приносящая ничего, кроме страданий и разочарований.
Более того, поэт был убежден, что истинная, вечно живущая любовь невозможна в земной жизни, где люди лишь играли в это чувство, где оно становилось мелким и суетным. Таким образом, любовь, лишь ожесточавшая Лермонтова, еще более усугубляла его одиночество, сопутствующее поэту всю его жизнь… именно поэтому лирический герой его стихотворений всегда одинокий, отторженный, разобщенный с миром, мятежный или смирившийся, ищущий покоя, гармонии, воли и убеждающийся в невозможности их обретения.
Твір на тему: “Эпоха безвременья” в лирике М. Ю. Лермонтова
“Эпоха безвременья” в лирике М. Ю. Лермонтова