Герои и проблематика трагедии А. С. Пушкина “Моцарт и Сальери”

“Маленькие трагедии” посвящены изображению души человека, захваченной всепоглощающей и разрушительной страстью скупостью (“Скупой рыцарь”), завистью (“Моцарт и Сальери”), чувственностью (“Каменный гость”). Герои Пушкина Барон, Сальери, Дон Жуан незаурядные, мыслящие, сильные натуры. Именно потому внутренний конфликт каждого из них окрашен ПОДЛИННЫМ трагизмом. Страсть, сжигающая душу Сальери (“Моцарт и Сальери”), зависть.

Сальери “глубоко, мучительно” завидует своему гениальному, но беспечному и смешливому другу Моцарту. Завистник с отвращением и душевной болью открывает в себе это чувство, прежде ему несвойственное: Кто скажет, чтоб Сальери гордый был

Когда-нибудь завистником презренным, Змеей, людьми растоптанною, вживе Песок и пыль грызущею бессильно? Природа этой зависти не вполне понятна самому герою. Ведь это не зависть бездарности к таланту, неудачника к баловню судьбы. “Сальери великий композитор, преданный искусству, увенчанный славой.

Его отношение к творчеству самоотреченное служение. Однако в преклонении Сальери перед музыкой есть что-то страшное, пугающее. В его воспоминаниях о юношеской поре, о годах ученичества мерцают почему-то образы смерти: Звуки умертвив,

Музыку я разъял, как труп. Поверил Я алгеброй гармонию. Эти образы возникают не случайно. Сальери утратил способность легко и радостно воспринимать жизнь, утратил саму любовь к жизни, поэтому служение искусству видится ему в мрачных, суровых красках.

Творчество, считает Сальери, – удел избранных и право па него надо заслужить. Лишь подвиг самоотречения открывает доступ в круг посвященных творцов. Всякий, кто понимает служение искусству иначе, посягает на святыню. В беспечной веселости гениального Моцарта Сальери видит, прежде всего, глумление над тем, что священно.

Моцарт, с точки зрения Сальери, “бог”, который “недостоин сам себя”. Душу завистника сжигает и другая страсть гордыня. Он глубоко чувствует обиду и ощущает себя суровым и справедливым судьей, исполнителем высшей воли: “…я избрал, чтоб его остановить…”. Великие творения Моцарта, рассуждает Сальери, в конечном счете, губительны для искусства.

Они будят в “чадах праха” лишь “бескрылое желанье”; созданные без усилий, они отрицают необходимость подвижнического труда. Но искусство выше человека, и потому жизнь Моцарта должна быть принесена в жертву “не то мы все погибли”. Жизнь Моцарта (человека вообще) ставится в зависимость от “пользы”, которую он приносит прогрессу искусства:

Что пользы, если Моцарт будет жив И новой высоты еще достигнет? Подымет ли он тем искусство? Так самая благородная и гуманистическая идея искусства используется для обоснования убийства. В Моцарте автор подчеркивает его человечность, жизнерадостность, открытость миру.

Моцарт рад “нежданной шуткой угостить” своего друга и сам искренне хохочет, когда слепой скрипач “угощает” Сальери своим жалким “искусством”. Из уст Моцарта естественно звучит упоминание об игре на полу с ребенком. Его реплики легки и непосредственны, даже когда Сальери (почти не шутя!) называет Моцарта “богом”: “Ба право? может быть…

Но божество мое проголодалось”. Перед нами именно человеческий, а не жреческий образ. За столом в “Золотом Льве” сидит жизнелюбивый и ребячливый человек, а рядом с ним тот, кто говорит о себе: “…мало жизнь люблю”. Гениальный композитор играет свой “Реквием” для друга, не подозревая, что друг станет его палачом. Дружеская пирушка становится пиром смерти.

Тень рокового пира мелькает уже в первом разговоре Моцарта с Сальери: “Я весел… Вдруг: виденье гробовое…”. Предсказано появление вестника смерти. Но острота ситуации состоит в том, что друг и есть вестник смерти, “виденье гробовое”. Слепое поклонение идее превратило Сальери в “черного человека”, в Командора, в камень.

Пушкинский Моцарт наделен даром интуиции, и потому его томит смутное предчувствие беды. Он упоминает о “черном человеке”, заказавшем “Реквием”, и неожиданно ощущает его присутствие за столом, а когда с уст Сальери срывается имя Бомарше, тотчас вспоминает о слухах, пятнавших имя французского поэта: Ах, правда ли, Сальери,

Что Бомарше кого-то отравил? В этот момент Моцарт и Сальери как бы меняются местами. В последние минуты своей жизни Моцарт на миг становится судьей своего убийцы, произнося снова, звучащие для Сальери приговором: …гений и злодейство Две вещи несовместные. Фактическая победа достается Сальери (он жив, Моцарт отравлен).

Но, убив Моцарта, Сальери не смог устранить источник своей нравственной пытки зависть. Глубинный се смысл открывается Сальери в момент прощания с Моцартом. Тот гений, ибо наделен даром внутренней гармонии, даром человечности, и потому ему доступен “пир жизни” беспечная радость бытия, способность ценить мгновение.

Сальери этим дарам жестоко обделен, поэтому его искусство обречено па забвение.