Изучение рассказов В. М. Шукшина в 11-м классе

Как обычно, работе на уроках предшествует оформление стенда, посвященного В. М. Шукшину и его творчеству, – это организация выставки его произведений. Одно из непременных условий – участие всех учащихся класса в сборе иллюстраций, материалов для стенда и произведений автора. Особенно подчеркнем исключительную важность следующего этапа работы – знакомства с жизненным и творческим путем Шукшина. И вопрос даже не в том, как это будет организовано методически, – сообщение учителя, выступления учащихся (В.

Шукшин – писатель, В. Шукшин – киноактер и кинорежиссер) или совместная работа учителя и учащихся.

Главное здесь в том, чтобы не ограничиться традиционным кратким пересказом биографии.

После выхода первой книги – “Сельские жители” в 1963 году В. Шукшина причислили к так называемым “деревенщикам”, против чего он всегда возражал. “Слово достаточно уродливое, впрочем, как и само понятие. Предполагается, что вышеупомянутый “деревенщик” разбирается досконально только в вопросах сельской жизни, о чем исключительно и пишет.

Сразу же хочу сказать, что ни в коем случае не желал бы быть причисленным к лику таких “узких специалистов””.

Главным итогом этого этапа работы должно быть глубокое осознание незаурядности Шукшина как личности: выходец из крестьян, выдающийся писатель, киноактер и кинорежиссер – яркая, разносторонняя, одаренная творческая личность.

При изучении жизненного и творческого пути В. Шукшина в тесной связи с тем конкретным временем в истории нашей страны, представителем которого он является, следует особо подчеркнуть не только обстоятельства его трудового военного детства и юности, но и то, что, получив среднее образование (сдал экзамены экстерном), Шукшин работал директором вечерней школы и учителем литературы в своем родном селе Сростки.

Случайно ли это? Работа в маленькой сельской вечерней школе, конечно, обусловлена тем послевоенным временем, когда на селе не хватало специалистов-педагогов. Но, став по необходимости учителем, Шукшин преподает в вечерней школе литературу!

Вот это действительно не случайно. Потому что все его помыслы, мечты о будущем связаны с миром литературы и искусства. Очень жаль, что многие литературоведы и биографы говорят об этой странице жизни Шукшина между прочим, а иногда даже забывают упомянуть. Однако сам Шукшин впоследствии писал: “Учитель я был, честно говоря, неважнецкий (без специального образования, без опыта), но не могу и теперь забыть, как хорошо, благодарно смотрели на меня наработавшиеся за день парни и девушки, когда мне удавалось рассказать им что-нибудь важное и интересное (я преподавал русский язык и литературу).

Я любил их в такие минуты. И в глубине души не без гордости и счастья верил: вот теперь, в эти минуты, я делаю настоящее, хорошее дело. Жалко, мало у нас в жизни таких минут.

Из них составляется счастье”.

Итак, представим себе В. Шукшина в роли учителя литературы и не в художественном произведении, не в кинофильме, а в жизни. Можно с уверенностью предположить, учитывая творческий потенциал его личности, что это был интересный учитель.

Нет сомнений в том, что он (будущий писатель, сценарист) стремился к творческому построению своих уроков, что у него (будущего режиссера) учащиеся активно вовлекались в творческую работу на уроке. Наконец, представим себе, как звучали на уроках В. Шукшина (будущего профессионального актера) литературные произведения, когда он их читал сам.

Подчеркнем и еще одно закономерное решение В. Шукшина – поступить в Литературный институт, куда он не был принят, так как не было опубликованных произведений к тому времени. После этой неудачной попытки В. Шукшин делает еще одну и поступает во ВГИК (Всесоюзный Государственный институт кинематографии) на режиссерский факультет.

В период подготовки к изучению творчества писателя на “деревенскую” тему надо выяснить, кто из учащихся какие рассказы уже прочитал самостоятельно, взять на заметку тех, кто знаком именно с теми рассказами, которые совпадают с выбором учителя для последующей работы. Затем посоветуйте всем учащимся прочитать рассказы, на которых будет строиться последующая работа на уроках. Их не должно быть очень много, примерно 6-8, но они должны в достаточной мере раскрывать программный тезис о “жизни крестьянства, глубине и цельности духовного мира человека, кровно связанного с землей-кормилицей”.

В методических рекомендациях (книга Н. Крупиной и Н. Сосниной “Сопричастность времени: Современная литература в старших классах средней школы. Книга для учителя”. М., 1992) учащиеся под руководством учителя на основе ранее прочитанных рассказов сами определяют перечень тем, которые они желают обсудить в классе: Противопоставление города и деревни; “Светлые души”; Любовь; “Чудики”; Смысл жизни.

Отметим сразу, что приведенные темы не исчерпывают всего тематического многообразия “деревенских” рассказов В. Шукшина. И не следует слепо копировать подобное тематическое распределение рассказов. Кроме того, очень многие рассказы, будучи тематически разнообразными, могут быть отнесены не к одной, не к двум, а к нескольким темам.

Воспользовавшись для анализа рассказов некоторыми из предложенных тем, где особенно привлекательной является тема “чудики”, можно взять еще и другие, не менее интересные, тесно связанные с традициями русской классической литературы, которые, безусловно, были хорошо известны Шукшину – учителю литературы и еще более Шукшину – выпускнику ВГИКа, наконец, Шукшину – писателю.

Можно рассмотреть еще и такие темы: крестьянские Дети; русская женщина-крестьянка; связь творчества В. Шукшина на “деревенскую” тему с традициями русской литературы.

Через все творчество В. Шукшина проходит тема русской женщины – крестьянки, труженицы, матери. В ряде рассказов показаны известные ему деревенские женщины, прожившие тяжелые военные годы, потерявшие мужей, состарившиеся в нужде и заботах, нередко покинутые своими детьми, уехавшими в город. И в ряду этих женщин на первом месте стоит его мать, судьба которой в этом плане вполне типична.

В публицистических заметках “Вот моя деревня…” В. Шукшин пишет: “Вот моя деревня… Вот мой Дом родной… А вот моя мать… Дважды была замужем, дважды оставалась вдовой.

Первый раз овдовела в 22 года, второй раз в 31 год, в 1942 году. Много сил, собственно, всю жизнь отдала детям. Теперь думает, что сын ее вышел в люди, большой человек в городе.

Пусть так думает. Я у нее учился писать рассказы.

Вот тетки мои:

Авдотья Сергеевна. Вдова. Вырастила двух детей.

Анна Сергеевна. Вдова. Вырастила пятерых детей.

Вера Сергеевна. Вдова. Один сын.

Вдовы образца 1941-1945 гг.

Когда-то они хорошо пели. Теперь не могут. Просил – не могут. Редкого терпения люди!

Я не склонен ни к преувеличениям, ни к преуменьшениям национальных достоинств русского человека, но то, что я видел, что привык видеть с малых лет, заставляет сказать: столько, сколько может вынести русская женщина, сколько она вынесла, вряд ли кто сможет больше, и не приведи судьба никому на земле столько вынести. Не надо”.

Вспомним Исаковского:

Да разве об этом расскажешь, в какие ты годы жила…

А Шукшин рассказал. Он рассказал о русской женщине-крестьянке периода Великой Отечественной войны, послевоенной нужды и постепенного разрушения сельского уклада жизни в последующие годы. Это его родная мать в автобиографическом рассказе “Далекие зимние вечера”, это и героиня рассказа “Материнское сердце”, мать Витьки, и многие другие.

Прежде чем обратиться к этим рассказам, отметим, что авторская позиция, авторский подход в показе русской женщины-крестьянки уходит своими корнями в русскую классику: русская крестьянка стройна и красива, талантлива и в песне, и в пляске, трудолюбива, материнство и забота о детях – неотъемлемая часть ее сущности. Но, к сожалению, личная судьба, обстоятельства жизни, социально-исторические причины не дают ей возможности полностью осуществиться. И она мужественно, скромно и просто проходит через все превратности своей тяжелой доли, сохраняя духовное богатство.

Словом, если отвлечься от того, что героини Шукшина – его современницы, и обратиться к традициям русской литературы, мы, естественно, придем к Некрасову, к его многим стихам о русской женщине-крестьянке, к его бессмертной поэме “Кому на Руси жить хорошо”, к его Матрене Тимофеевне Корчагиной из этой поэмы.

Автобиографический рассказ “Далекие зимние вечера” – это воспоминания автора о голодном и холодном военном детстве в далеком селе Алтайского края. Но эти воспоминания пронизаны той материнской теплотой, которая в буквальном смысле помогла детям выжить.

Холодным зимним вечером дети в нетопленой избе, голодные, ждут свою мать.

Вот щемящий сердце разговор детей.

“- Вань, ты бы сейчас аржаных лепешек поел? Горяченьких, – спрашивает Наташа.

– А ты?

– Ох, я бы поела!”

В это время слышатся шаги матери, дети устремляются к ней.

“Мать… вошла в избу. Она, наверное, очень устала и намерзлась за день. Но она улыбается.

Родной, веселый голос ее сразу наполнил всю избу, пустоты и холода в избе как не бывало”.

Мать принесла немного муки и мяса. Будет праздник – пельмени! Но нет дров. Морозным вечером мать и сын идут в соседний лес, рубят и волоком тащат березки.

Только поздно вечером затопилась печка. Дети устали ждать, они хотят спать больше, чем есть.

“В тарелке на столе дымят пельмени. Но теперь это уже не волнует. Есть не хочется…”

“…После ужина Ванька стоит перед матерью и спит, свесив голову. Материны теплые руки поворачивают Ваньку: полоска клеенчатого сантиметра обвивает Ванькину грудь, шею – ему шьется новая рубаха. Сантиметр холодный – Ванька ежится… Наташка… спит. В одной руке у нее зажат пельмень…

Ванька слышит стрекот швейной машинки – завтра он пойдет в школу в новой рубахе”.

И все это – мать.

Читая маленький рассказ, мы узнаем лишь об одном дне ее жизни: она целый день работала на морозе, думая о голодных детях, потом, усталая и иззябшая, идет в лес за дровами, готовит запоздалый ужин, а когда дети засыпают и на дворе морозная ночь, садится за машинку и шьет сыну рубаху. Один день! И ночь.

А завтра все начнется сначала…

Витька Борзенков (рассказ “Материнское сердце”), механизатор, арестован за драку и будет осужден. Его мать, пожилая женщина, в большом горе. Она, пережившая все тяготы и беды военных лет, “родила пятерых детей, рано осталась вдовой (Витька еще грудной был, когда пришла похоронка об отце в 42-м году), старший сын ее также погиб на войне в 45-м году, девочка умерла от истощения в 46-м году, следующие два сына выжили, мальчиками еще ушли по вербовке в ФЗУ и теперь жили в разных городах. Витьку мать выходила из последних сил, все распродала, но сына выходила – крепкий вырос, ладный собой, добрый…

Все бы хорошо, но пьяный – дурак дураком становится. В отца пошел – тот, царство ему небесное, ни одной драки в деревне не пропускал”.

Итак, перед нами горе матери, у которой рушатся надежды на последнего, самого любимого младшего сына. Что же у нее осталось? Осталось материнское сердце, которое зовет и побуждает защитить родное чадо.

Ее обращения в милицию, в прокуратуру трогательно наивны, но искренность материнского сердца вызывает большое сочувствие читателя.

“- Да ангелы вы мои, люди добры, – опять взмолилась мать, – пожалейте вы хоть меня, старуху, я только теперь маленько и свет-то увидела… Он работящий парень-то, а женился бы, он совсем бы справный мужик был. Я бы хоть внучаток понянчила…”

Остается добавить, что сопереживание и сочувствие автора этой пожилой женщине определяют тональность всего рассказа. Женщина-мать не теряет веры, что может помочь сыну, едет в краевые организации.

“- Господи, помоги, батюшка, – твердила она в уме беспрерывно. – Не допусти сына до худых мыслей, образумь его…”

“Поздно вечером она села в поезд и поехала. Ничего, добрые люди помогут”. “Она верила, что помогут”.

“Кто часто их видел, тот, верю я, любит крестьянских детей”, – сказал Н. Некрасов (“Крестьянские дети”).

Шукшин не просто “видел” крестьянских детей. Он один из них. Он ничего не писал специально для детей, но дети – герои многих его рассказов.

Отношение к детям у него трепетное, чуткое. Хочется думать, что и здесь он следовал лучшим классическим образцам, незабываемо его покорившим в свое время (“Крестьянские дети” Н. Некрасова, “Бежин луг” И. Тургенева, “Дети подземелья” (“В дурном обществе”) В. Короленко).

Когда мы говорим о наследовании традиций, речь, разумеется, идет не о подражании. В. Шукшин самобытен, его нельзя ни с кем сравнивать. Как справедливо заметил Б. Панкин, “он сам точка отсчета”.

Традиции проявляются прежде всего в уважении к ребенку, в благоговении перед ним, в сочувствии и милосердии.

Вернемся еще раз к рассказу “Далекие зимние вечера”.

“На печке сидела маленькая девочка с большими синими глазами, играла в куклы. Это сестра Ваньки – Наташка.

– Ванька пришел, – сказала Наташка. – Ты в школе был?

– Был, был, – недовольно ответил Ванька, заглядывая в шкаф.

– Вань, вам про кого седня рассказывали?

– Про жаркие страны. – Ванька заглянул в миску на шестке, в печку. – Пошамать нечего?

– Нету, – сказала Наташка и снова стала наряжать куклу – деревянную ложку – в разноцветные лоскутки. Запела тоненьким голоском…”

Ванька Колокольников прекрасно пляшет “Барыню”, это у него самое сильное средство воздействия на сверстников и окружающих. И как великолепно написана эта сцена:

“Образовали круг. Ванька подбоченился и пошел. В трудные минуты жизни, когда нужно растрогать человеческие сердца или отвести от себя карающую руку, Ванька пляшет “Барыню”. И как пляшет! Взрослые говорят про него, что он, чертенок, “от хвоста грудинку рвет”.

Ванька пошел трясогузкой, смешно подкидывая зад. Помахивал над головой воображаемым платочком и бабьим голоском вскрикивал “Ух! Ух! Ухты!” Под конец Ванька всегда становился на руки и шел, сколько мог, на руках.

Все смеялись”.

А поздно вечером (в тот же день) обессилевший и голодный Ванька вместе с матерью идет в лес за дровами. “Ванька то и дело останавливается, перекладывает и перекладывает комель березы с плеча на плечо”. Он считает шаги.

“- Семисит семь, семисит восемь, семисит девять… – шепчет Ванька”.

Конечно, следует рассмотреть с учащимися ключевую тему в творчестве В. Шукшина – о “чудиках”.

Слово “чудик”, произведенное, вне всякого сомнения, от слова “чудак”, не однозначно ему по смыслу, а имеет вполне самостоятельную окраску, и даже не одну. “Чудики” очень разнообразны. Но что же их объединяет? Прежде всего – неординарность этих личностей.

Живет в деревне (и не только в деревне) человек вроде бы такой, как все. Но нет. Есть в человеке эта самая “чудинка”, которая выделяет его из среды односельчан и делает, действительно, предметом насмешек, пересудов и пренебрежения или умиления, удивления и восхищения.

Наряду с приближающимися к понятию “чудик”, например, Анатолий Яковлев из рассказа “Дебил”, купивший себе в целях самоутверждения перед односельчанами велюровую шляпу, или сам Чудик из одноименного рассказа, – наряду с ними есть и такие, “чудинка” которых делает их действительно неординарными.

Можно рекомендовать для рассмотрения и обсуждения с учащимися такие, например, рассказы о “чудиках”, как “Упорный”, “Микроскоп”, “Степка”, “Срезал”, “Даешь сердце!” и другие.

Герой рассказа “Упорный” Моня Квасов “прочитал, что многие и многие пытались все же изобрести вечный двигатель… Посмотрел внимательно рисунки тех многих двигателей, какие – в разные времена – предлагались. И задумался… “Да ну! Что значит невозможен?””

И Моня придумал.

“…Если груз, стремясь вниз по желобу, упрется в стерженек… А стерженек соединен с осью, ось закрутится, закрутится и колесо”.

“Моня придумал это ночью… Вскочил, начертил колесо, желоб, стерженек, грузик…”

Несмотря на доводы инженера РТС и местного учителя физики о бесплодности самой идеи, “все было сделано, как и задумалось”. Моня “толкнул колесо ногой. Почему-то охота была начать вечное движение непременно ногой…

Колесо покрутилось-покрутилось и стало”.

Моня искренне признается инженеру, что все-таки не понимает, почему остановилось колесо, ведь он всю ночь осуществлял свой замысел.

“- Учиться надо, дружок, – посоветовал инженер. – Тогда все будет понятно”.

Кто же такой этот Моня? В коротком авторском пояснении – целая человеческая судьба.

“Моне шел двадцать шестой год. Он жил с бабкой, хотя где-то были и родители, мать с отцом, но бабка еще маленького взяла его к себе от родителей (те вечно то расходились, то опять сходились) и вырастила. Моня окончил семилетку в деревне, поучился в сельскохозяйственном техникуме полтора года, не понравилось, бросил, до армии работал в колхозе, приобрел там специальность шофера и теперь работал в совхозе…”

Техническая наивность Мони вызывает снисходительное сочувствие у читателей.

Но ведь механик-самоучка Кулигин (драма А. Островского “Гроза”) тоже мечтает о перпетуум-мобиле!

А скольких талантливых первооткрывателей, посвятивших своей идее целую жизнь и достигших поставленной цели, тоже считали чудаками, пока они ее не достигли?

Правда, масштабы личности Мони весьма скромны, он просто “чудик”, вызывающий умиление и сочувствие. И Моня, человек “от земли”, живущий в привычной для него обстановке, не так уж и огорчен своей неудачей. Ведь ничего не изменилось вокруг. “Солнце всходит и заходит, всходит и заходит – недосягаемое, неистощимое, вечное. А тут себе шуруют: кричат, спешат, трудятся, поливают капусту…

Радости подсчитывают, удачи. Хэх!.. Люди, милые люди… Здравствуйте!”

Столяр Андрей Ерин (рассказ “Микроскоп”) осуществил свою заветную мечту – купил микроскоп, чтобы… бороться с окружающими человека вредными микробами.

Увлечение так захватило Ерина, что он преобразился, “он с удивлением обнаружил, что брезгует пьяными”.

“Зое Ериной… лестно было, что по селу говорят про ее мужа – ученый”. Но “ученый” не состоялся, обман раскрылся (микроскоп не премия), и все возвращается к обычной повседневности.

Попытаемся и здесь, в изображении “чудиков”, проследить связь с русской классической литературой. Говорят, любимым поэтом у Шукшина был Некрасов. Обратимся еще раз к его поэме “Кому на Руси жить хорошо”.

Есть в главе “Пьяная ночь” эпизод, посвященный крестьянину Якиму Нагому: трудная жизнь, изнурительный труд, в прошлом – тюрьма, но при всем этом – большое увлечение картиночками – удивительная “чудинка”.

Многие из произведений русской классической литературы дают нам описание смерти простого человека, умирающего тихо и достойно. И Шукшин следует именно этим традициям.

Вспомним рассказ Льва Толстого “Три смерти”. Умирает ямщик Федор.

“В груди больного что-то стало переливаться и бурчать, он перегнулся и стал давиться горловым, неразрешавшимся кашлем”.

Молодой ямщик Серега просит у умирающего сапоги, полагая, что они ему уже не будут нужны.

“- Ты сапоги возьми, Серега, – сказал он, подавив кашель и отдохнув немного. – Только, слышишь, камень купи, как помру, – хрипя, прибавил он”.

“К утру он затих совершенно…

Свисшая с печи худая рука, покрытая рыжеватыми волосами, была холодна и бледна”.

С этой тональностью сходен основной мотив рассказа Шукшина “Как помирал старик”. Скромной и незаметной была жизнь человека, много было лишений и тяжелой работы. Но была и любовь к жизни.

А когда жизнь подошла к концу, старик умирает тихо и естественно, без жалоб и упреков, с огромным душевным самообладанием.

Есть грустное мнение: нередко талантливый человек у нас, прежде чем получить всенародное признание, должен сначала… умереть.

После смерти Шукшина появилось немало статей, дающих высокую оценку его творческому наследию. Однако при жизни отношение к его литературному творчеству и к его работе в кино было далеко не однозначным. Не есть ли это один из признаков незаурядности, масштабности творческой личности?