“Кофейный период”

Среди многочисленных групп 1920-х годов были как те, которые оставили заметный след в истории литературы (“Серапионовы братья”, “Перевал”, ЛЕФ, РАПП), так и однодневки, появившиеся лишь для того, чтобы выкрикнуть свои манифесты и исчезнуть, как, например, группа “ничевоков”. Это был период литературных споров и диспутов, вспыхивавших в литературно-артистических кафе Петрограда и Москвы еще в самом начале 20-х, – время, которое сами современники в шутку назвали “кофейным периодом”. Например, в Политехническом музее устраивались шумные публичные баталии поэтов, когда литература становилась своего рода реальностью, подлинной действительностью, а не бледным ее отражением. О перспективах литературы и ее будущих судьбах спорили действительно много.

В феврале 1921 года в петроградском Доме искусств сложился кружок “Серапионовы братья”, в который вошли Всеволод Иванов, Михаил Слонимский, Михаил Зощенко, Вениамин Каверин, Лев Лунц, Николай Никитин, Константин Федин, поэты Елизавета Полонская и Николай Тихонов, критик Илья Груздев. Близки к “Серапионам” были Евгений Замятин и Виктор Шкловский. “Серапионы” защищали традиционные представления об искусстве, о самоценности творчества, об общечеловеческой, а не узкоклассовой значимости литературы. Если “Серапионы” и близкие к ним литераторы отстаивали общечеловеческие ценности в искусстве, то противоположные им по эстетике и литературной тактике группировки настаивали на классовом подходе к литературе и искусству.

Самой мощной литературной группировкой этого типа была в 20-е годы Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП). Предшественником рапповской классовой ортодоксии был Пролеткульт – крупнейшая литературно-художественная и просветительская организация начала 1920-х годов. В своих рядах она насчитывала около 400 тысяч членов и издавала 20 журналов.

В основу деятельности Пролеткульта была положена так называемая организационная теория А. А. Богданова, которая сводилась к тому, что любое искусство отражает опыт и миросозерцание лишь одного класса и непригодно для другого. Вся предшествующая литература создана не пролетариатом. Следовательно, согласно теории Богданова, она попросту не нужна ему.

Из этого делался вывод о немедленном создании исключительно новой пролетарской культуры. Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП) оформилась в январе 1925 года, на I Всесоюзной конференции пролетарских писателей, но история этой организации началась пятью годами раньше. В 1920 году был создан ВАПП (Всероссийская ассоциация пролетарских писателей), в 1923 году – МАПП (Московская АПП). Летом того же года начал выходить журнал “На посту”, вокруг которого складывается особое литературно-критическое течение – “напостовство”. В феврале 1926 года в РАППе произошел раскол, вместо журнала “На посту” появился новый – “На литературном посту”.

В 1928 году преобразования продолжаются: ВАПП превращается в ВОАПП (Всесоюзное объединение ассоциаций пролетарских писателей). Так как изменение названий многочисленных рапповских подразделений не отразилось на позиции организации, в истории литературы принято одно наименование – РАПП. Моментом четкого оформления ее эстетических принципов можно считать декабрь 1922 года. Наиболее активными в РАППе были литературные критики С. Родов, Г. Лелевич, Л. Авербах, а из известных писателей в ассоциацию входили А. Фадеев, Д. Фурманов, Ю. Либединский, А. Веселый и некоторые другие.

В своих декларациях рапповцы размышляли исключительно о пролетарской литературе. “Пролетарской является такая литература, которая организует психику и сознание рабочего класса и широких трудовых масс в сторону конечных задач пролетариата как переустроителя мира и создателя коммунистического общества”, – такова была эстетическая платформа РАППа. Подобная концепция затверживала идею разделения и литературы, как и всего искусства, по классовым границам. В чем же видели теоретики РАППа предназначение “непролетарского”, а, следовательно, “пролетарски неполноценного”, искусства? Вся непролетарская литература (т. е. любая, не имеющая отношение к РАПП) воздействует на читателя иначе, чем в целях организации его психики и сознания в сторону конечных задач пролетариата, значит, она не нужна новому обществу: “Явно буржуазная литература, начиная от эмигрантских погромных писателей типа Гиппиус и Буниных и кончая внутрироссийскими мистиками и индивидуалистами типа Ахматовых и Ходасевичей, организует психику читателя в сторону поповски-феодально-буржуазной реставрации.

Эта литература является отрядом классовых противников пролетариата и деятельность ее в России (Советской), с точки зрения пролетарской революции, ничем оправдана быть не может”. Были также и так называемые писатели-попутчики, которых критиковали теоретики РАППа. “Мелкобуржуазные группы писателей, “приемлющих” революцию, но не осознавших ее пролетарского характера и воспринимающих ее лишь как слепой анархический мужичий бунт (“Серапионовы братья” и т. п.), – писал рапповский критик Г. Лелевич, – отражают революцию в кривом зеркале и не способны организовать психику и сознание читателя в сторону конечных задач пролетариата”. С этими возможно даже сотрудничество: пусть будут “вспомогательным отрядом, дезорганизующим противника”, т. е. лагерь “погромных писателей типа Гиппиус и Буниных” и мистиков-индивидуалистов “типа Ахматовых и Ходасевичей”.

При этом наставники из РАППа брались “постоянно вскрывать их путаные мелкобуржуазные черты”. Такое отношение к “попутчикам” пройдет через всю историю ассоциации Термин “попутчик” возник в среде немецкой социал-демократии в 1890-е годы, а в 1920-е годы впервые был применен по отношению к литературе Львом Троцким. Рапповцами употреблялся как уничижительный: в попутчики попадали все советские писатели, не входившие в РАПП (Горький, Маяковский, Пришвин, Федин и др.). Писатель Н. Огнев, попавший в попутчики, в 1929 году писал: “Для текущего момента можно установить примерно такой смысл слова “попутчик”: “Сегодня ты еще не враг, но завтра можешь быть врагом; ты на подозрении”.

Оскорбительность подобного деления художников на истинно пролетарских и попутчиков многими из них ощущалась драматически. В своих декларациях рапповцы выдвинули немало лозунгов, в том числе и имевших отношение к собственно литературному творчеству (например, лозунги “материалистического творческого метода” или “учебы у классиков”). Однако на практике их деятельность сводилась к попыткам обеспечить себе организационное лидерство в советской культуре. Основой литературной тактики Рапа была жестокая критическая борьба с оппонентами и стремление к администрированию в области творчества.

РАПП много воевала и почти всегда побеждала своих оппонентов. Бесконечные баталии буквально со всеми участниками литературного процесса привели к глубочайшему кризису организации. О настоящем творчестве речь почти не шла, тогда как подлинная литература создавалась вне идеологических рамок ассоциации.

Так, вопреки диктату Рапа творили Горький, Леонов, Шолохов, Каверин, Пильняк, Катаев, Пришвин и многие другие. Реальную оппозицию РАППу составила литературная группировка “Перевал” , зародившаяся и организационно оформившаяся в 1920-е годы. Основоположником ее был литературный критик А. К. Воронский, преобразовавший Всесоюзное объединение рабоче-крестьянских писателей (так изначально назывался “Перевал”) в мощнейшую структуру.