Мое открытие поэтов Серебряного века

Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” – восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце – источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда – радость жизни:

Я мечтою ловил уходящие тени, Уходящие тени погасавшего дня, Я на башню всходил, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня… … Чем я выше всходил, тем светлее сверкали, Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,

И сияньем прощальным как будто ласкали, Словно нежно ласкали отуманенный взор. Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта – всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого: Рыдай, буревая стихия, В столбах громового огня!

Россия, Россия, Россия – Безумствуй, сжигая меня! Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев: … Был Иннокентий Анненский последний Из царскосельских, лебедей…

Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского: Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, что я Ее любил, А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело, Я у Нее одной молю ответа, Не потому, что от Нее светло, А потому, что с ней не надо света. Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,- любовь. “Любовь Кузмина – тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся – в трепете ласковых предчувствий, она – ожидание нежности”,- писал известный литературовед П Н. Медведев.

Моя душа в любви не кается – Она светла и весела, Какой покой ко мне спускается! Зажглися звезды без числа. И я стою перед лампадами, Смотря на близкий милый лик. Не властен лед над водопадами, Любовных вод родник велик.

Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели.

Он был слаб физически – и стал силен, был неуверен в себе – и сумел утвердиться, был незнаем – и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что Быстрокрылых ведут капитаны – Открыватели новых земель, Для кого не страшны ураганы, Кто изведал мальстремы и мель. Чья не пъпъю затерянных хартий – Солью моря пропитана грудь, Кто иглой на разорванной карте Отмечает свой дерзостный путь…

Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10-20-х годов XX века – акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого – “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”. Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт – С. Городецкий: Назвать, узнать, сорвать покровы И праздных пшик, и ветхой мглы. Вот первый подвиг.

Подвиг новый – Живой земле пропеть хвалы. Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников – поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского.

Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их. Максимилиан Волошин…

Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов: И мир как море пред зарею, И я иду по лону вод, И подо мной и надо мною Трепещет звездный небосвод.

Затем – глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление Все видеть, все понять, все знать, все пережить, Все формы, все цвета вобрать в себя глазами, Пройти по всей земле горящими ступнями, Все воспринять и снова воплотить. Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”.

Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:

О камни мостовых, которых лишь однажды Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет. Трагична и судьба россиян: Вся Русь – костер.

Неугасимый пламень Из края в край, из века в век Гудит, ревет…

И трескается камень. И каждый факел – человек. События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой: “Брали на мушку”, “ставили к стенке”, “Списывали в расход” – Так изменялись из года в год Речи и быта оттенки. “Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.

“К Духонину в штаб”, “разменять” – Проще и хлеще нельзя передать Нашу кровавую трепку. В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921-1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) – это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей: С утра раздавали солдатам водку.

Вечером при свече Выкликали по спискам мужчин, женщин. Сгонят на темный двор… …

Еще недобитых валили в яму. Торопливо засыпали землей. А потом с широкою русской песней

Возвращались в город домой. А к рассвету пробирались к тем же оврагам Жены, матери, псы. Разрывали землю. Грызлись за кости.

Целовали милую плоть. Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…” “На дне преисподней” – так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-по-этическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:

Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы. В дни революции быть Человеком, а не Гражданином. Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести: Может быть, такой лее жребий выну, Горькая детоубийца – Русь!

И на дне своих подвалов стану Иль в кровавой луже поскользнусь, Но твоей Голгофы не покину, От твоих могил не отрекусь. Доконает голод или злоба, Но судьбы не изберу иной: Умирать, так умирать с тобой – И с тобой, как Лазарь, встать из гроба! Поэты “серебряного века”…

Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.

Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.