Москва 30-х годов в романе Булгакова “Мастер и Маргарита”

Москва представляет в колоритно написанных эпизодах: “Вечер в доме литераторов”, “События в жилтовариществе”, “На садовой”, “Сеанс волшебной магии в Варьете” – эта Москва советская. По всему роману рассыпаны приметы нового времени: Соловки, как реальная угроза наказания, шпиономания (“Он никакой не интурист, а шпион”), обязательное членство в профсоюзе (Ивана Бездомного спросили в больнице, член ли он профсоюза), доносы и стукачество по телефону (Коровьев и его проделки), тотальные проверки документов (“А у вас есть документик?”), вранье с эстрады, секретные наблюдения за гражданами, непечатание “опасных ” книг, магазины для “богатых”, буфеты с несвежими продуктами, аресты. Как известно, на терновнике не растет виноград (библейские символы).

Мудрено собрать с колючих ветвей сталинизма добрую ягоду; на древе тоталитаризма можно было собрать лишь колючий репейник. Возьмем, к примеру, ассоциацию московских литераторов, обосновавшуюся в “Доме Грибоедова”. Туда приходили за творческой путевкой в Ялту, поиграть в бильярд, встать в очередь на квартиру и, конечно, вкусно поесть и поплясать: “Ударил знаменитый грибоедовский джаз”. Покрытые испариной лица как будто засветились, показалось, что ожили на потолке нарисованные лошади…и вдруг, как бы сорвавшиеся с цепи, заплясали оба зала…За плясал Глухарев с поэтессой Тамарой Полумесяц, заплясал Квант… Плясали: Драгунский, Чердакин, маленький Деникин с гигантской Штурман Жоржем”… плясали неизвестный профессии молодые люди в стрижке боксом, с подбитой ватой плечами, плясал какой-то очень пожилой с бородой, в которой застряло перышко зеленого лука…

Где-то в рупоре голос командовал: “Карский раз! Зубрик два! Фляки господарские!!!” Перед нами шабаш ведьм, огненная пляска, грохот джаза, забывающие голоса – словом, вакханалия счастливых обладателей билета с золотым тиснением: “Член писательской…

Да это воскрешение на губернском балу герои Гоголя, “Мертвые души”. Зоологические уподобления, Фамилии – афиши и прочие, художественные детали рисуют незабываемый сатирический образ литературной элиты, куда не могло быть доступа Мастеру. Зависть, подсиживание, карьеризм, умение устроиться, ненависть к талантливым, хамелеонства литературу по социальному заказу. “Страстишки нагадить ближнему” в среде бесталанных, примитивных людей становятся нормой. Булгаков глубоко убежден, что “бесовское” начало скрыто в самом человеке. Иначе как же понять мотивы взяточничества председателя жилтоварищества Босого?

Кто заставлял его прописывать за деньги, вселять в освободившееся комнаты за взятку? “Квартирный” вопрос одолел всех: и Алозия, Магарыча, позарившегося на подвальчик Мастера. Сеанс черной магии собрал всех знакомцев и прочих жителей Москвы! Массовый гипноз обнаружил в каждом его внутреннего человека, весьма несовершенного : алчного, грубого, с низкопробными вкусами, любителя хлеба и зрелищ. Но Булгаков, ужаснувшись своему беспощадному гротеску, “спасает” зрителей криками Бенгальского, трепача и фигляра, которому кот Бегемот оторвал голову, поручает Воланду произнести “приговор”: “Человечество любит деньги…

Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие стучится в их сердца… обыкновенные люди…”. Но настоящее наказание ожидало многих в другой жизни ” – на Великом бале у Сатаны”. Последний эпизод занимает очень важное место в идейно-художественной структуре романа, являясь кульминационным для всего сюжетного действия.

Воланду нужно было закончить принципиальный спор с Берлиозом – атеистом, уже преданный могиле, нужно было “разобраться” со многими персонажами, которым он устроил экзамен, будучи в Москве, нужно было дать оценку увиденному за три дня в социалистической столице. Итак, московская жизнь предстает в зеркале вечности. Описание интерьера бальных залов, участников бала, их диалогов напомнили земное бытие: стена тюльпанов, фонтаны, камины, реки шампанского и коньяка, танцы, в которых сплелись все человеческие пороки: честолюбие и донос, чревоугодие, чувственность, ревность, звуки и краски этого бала сгущены, словно Булгакову захотелось представить модель целого мира со всеми джазовыми оркестрами, всем выпиваемым человечеством вином, всеми яствами, съеденными миллиардами желудков, всей роскошью потребляемой в ущерб природе во имя удобства и тщеславия человек, который праздновал свою короткую, как мгновение, жизнь так жадно, бездумно, по Булгакову, “обменял” пустоутробие свою божественную сущность. Скелеты, прах, оставшиеся от прежних красавцев и красавиц, рассказами читателю о делах человеческих: о фальшивомонетчиках, государственных изменниках, прелюбодеях, убийцах и палачах. Потрясает слаженность всех танцующих, ибо все они исповедовали одно.

Историческая судьба человечества, показывает своим романом Булгаков, – непрерывный поиск Истины. Но нет ее в атеизме и материализме, ибо безбожие ведет к самости (сам не знаю, как жить) и духовному оскудению жизни в целом. Мастер, написавший роман об Иешуа, напоминает, что жить нужно, сверяя свои земные дела с небесными идеалами Добра и Красоты. В сцене Великого бала заключена главная, философская идея романа: человек свободен в своем нравственном выборе между Богом и Дьяволом: поэтому ни политический строй, ни катаклизмы, переживаемые человечеством, не освобождают его от ответственности за добро на земле.0