“Музе” анализ стихотворения Фета

Начиная анализ стихотворения А. Фета “Музе”, следует в первую очередь обратить внимание на время его написания. В 1882 году поэту было уже шестьдесят лет, свет увидели несколько сборников его произведений, позади осталась непростая история с возвращением дворянства и фамилии Шеншин. Поэтому стихотворение “Музе” скорее философское, чем лирическое, на первый план выходят размышления автора о своем пути, а не просто любование жизнью.

Каждый поэт хотя бы в одном произведении задумывается о своем даре, пытается осознать его. В стихотворении “Музе” Фет очень тонко обозначает это незримое присутствие вдохновения: “Пришла и села. Счастлив и тревожен, ласкательный твой повторяю стих…” Муза не называется по имени во всем стихотворении, и это начало, два глагола без обозначения действующего лица, отражает неожиданность, эфемерность ее появления. “Счастлив и тревожен” – противопоставление двух таких разных эмоций показывает, как зыбко вдохновение, как трудно уметь им распорядиться. И все же дар писать – великое благо, и автор подчеркивает это, называя музу “святыня”, “в венце из звезд”, “богиня”.

Можно сказать, что поэт равняет ее с совестью, с верностью человека высшей правде. “И рабскому их буйству я в угоду твоих речей не осквернял” – резкое, хлесткое высказывание автора своей категоричностью заставляет верить ему.

После почти негодующего тона второго четверостишия поэт вновь возвращается к спокойному и благоговейному описанию музы. “Заветная”, “незримая”, “нетленная”, “задумчивой” – эпитеты третьего четверостишия рисуют читателю ее божественное начало, снисходящее к человеку. Но здесь угадывается и некоторая похвальба автора: после утверждений, что “заботливо хранил свободу”, “непосвященных не звал” и “в угоду не осквернял”, он пишет: “Все та же ты, заветная святыня”… То есть поэт, сохранив свой дар в чистоте, уверен, что он заслужил его.

И это действительно так, ведь высшую правду, как и вдохновение, нельзя склонять в угоду низменным целям.

Стихотворение написано пятистопным ямбом, с чередованием женской и мужской рифмы. Ударные окончания строф, как и инверсия, подчеркивают суть произведения: отрицание автором самой возможности управлять вдохновением. А олицетворение музы и сравнение ее с божеством заставляют и читателя почувствовать все величие и вместе с тем бремя поэтического дара. Сам же автор говорит о нем скромно: “и если дар мой пред тобой ничтожен…”, допуская, что не мог в полной мере распорядиться им.

Но зато смог защитить музу, сохранить ее первозданную чистоту, – и этим исполнил главное назначение поэта.