Ольга Славникова – ДАР ВЛАДИМИРА НАБОКОВА
Владимир Владимирович Набоков (1899-1977) У читателя, особенно молодого, привыкшего к предложениям максимум из пяти слов (“Подчеркните подлежащее одной чертой, сказуемое – двумя”, – звучит у меня в ушах сахаристый голос моей “русички”), – у такого, повторяю, читателя, открывающего книгу Владимира Набокова, может сильно закружиться голова. Фраза, начавшись году в 1910-м под Петербургом, завершается в Берлине в середине 1930-х годов. Фраза держит на себе столько метафор и смыслов, точно грамматическая конструкция ее сделана из титана. “Зачем все это? – спросит балбес, которого от Набокова затошнило. – Разве нельзя проще?” Извините, нельзя.
Есть разница между удовольствием и счастьем.
Последнее не сводится к первому. Человек, чья жизнь полна удовольствий, может при этом барахтаться в темной мути и не видеть выхода – и не верить, что выход есть. С другой стороны, жизнь скудная, трудная может быть пронизана таким светом, что человек становится неуязвим. Никакие бытовые неудачи, никакое безденежье его не достают.
Удовольствие конечно – счастье бесконечно.
Простая, развлекательная литература служит удовольствию. Литература подлинная дает человеку счастье. Она меняет систему ценностей: мир, пропущенный через призму художественного, радует больше, чем деньги, и, когда денег нет, остается с тобой.
Подлинная литература защищает своего читателя от мерзостей жизни. Таковы книги Владимира Набокова. Владимир Владимирович Набоков родился 22 (10) апреля 1899 года в Петербурге, в семье богатой и родовитой, а сверх того – счастливой.
Отец писателя, Владимир Дмитриевич Набоков, был одним из видных деятелей партии кадетов – партии интеллигентных либералов, стоявшей не за интересы отдельного класса, а за либерализацию российских законов и равенство всех граждан перед законом. Мать, Елена Ивановна, урожденная Рукавишникова, происходила из семьи староверов, разбогатевших на коммерции и вполне освоившихся в фешенебельном культурном Петербурге. Отец и мать писателя любили друг друга всю жизнь, сколько каждому из них было отпущено. Свет этой любви распространялся на детей – их в семье Набоковых было пятеро, Владимир старший.
Точка во времени и пространстве, где отец писателя сделал предложение его матери (во время велосипедной прогулки, на крутом подъеме дороги около усадьбы Выра), – всегда вызывала у Набокова творческое и человеческое волнение. Несмотря на потерю имений, на эмиграцию и бедность в эмиграции, личная судьба писателя, заряженная с детства семейным счастьем, повторила родительскую судьбу. В Берлине, на одном из эмигрантских благотворительных вечеров, он встретил Веру Слоним, которая стала ему женой, музой, помощницей, матерью горячо любимого сына Дмитрия.
По словам очевидцев, Владимир и Вера Набоковы и в шестьдесят с лишним выглядели как молодые влюбленные. Счастье – это нечто большее, чем сумма жизненных обстоятельств.
Счастье по-набоковски хорошо иллюстрирует история с огромным наследством, которое писатель получил, когда ему было семнадцать лет. Дядя Владимира Набокова, Василий Иванович Рукавишников, оставил ему “…миллионное состояние и петербургское свое имение Рождествено с этой белой усадьбой на зеленом холму, с дремучим парком за ней, с еще более дремучими лесами, синеющими за нивами, и с несколькими стами десятин великолепных торфяных болот, где водились замечательные виды северных бабочек да всякая аксаково-тургенево-толстовская дичь”. Это цитата из автобиографического романа “Другие берега”, где Набоков сообщает, что не испытал “добавочного удовольствия” от “вещественного владения” усадьбой и окрестностями, которыми “и так владела душа”.
Соответственно, “когда большевистский переворот это вещественное владение уничтожил в одну ночь”, Набоков все-таки не расстался с главным сокровищем.
Он вывез в эмиграцию все впечатления, краски, образы, которыми было пропитано его русское детство. Эти богатства пошли на стихи, на пьесы, а главное – на удивительную прозу, благодаря которой Владимир Набоков занял высокое место в русской и мировой литературе. Как и многие великие прозаики, Набоков начинал как поэт. Петербург его юности буквально вскипал стихотворчеством: казалось, там все были поэты.
Набоков продолжал писать стихи в Крыму, куда семья Набоковых бежала от Октябрьского переворота, после в Кембридже, где учился с 1919 по 1922 годы. Затем Владимир Набоков перебрался в Берлин, где жила тогда его семья. В Берлине он “застрял” до 1937 года, там же были написаны и поставлены в эмигрантских русских театрах его первые пьесы, там продолжился “жар стихотворчества” – причем к юношеским своим опытам автор уже относился критически.
“Невозможно определить (но, кажется, это случилось уже за границей) точный срок перемены в отношении к стихотворчеству, – когда опротивела мастерская, классификация слов, коллекция рифм. Но как было мучительно трудно все это сломать, рассыпать, забыть! Ложные навыки держались крепко, сжившиеся слова не хотели расцепиться.
Сами по себе они были ни плохи, ни хороши, но их соединение по группам, круговая порука рифм, раздобревшие ритмы, – все это делало их страшными, гнусными, мертвыми”. Право на уничтожение собственной юношеской стихотворной мастерской Владимир Набоков передает главному герою романа “Дар” Федору Годунову-Чердынцеву.
Как все автобиографические герои прозы Набокова, Годунов-Чердынцев находится с автором в близком родстве: не сам Набоков, а, пожалуй, его брат-близнец, младше на несколько минут (что всегда определяет отношения между близнецами), прошедший сходный, а все-таки отличный от авторского, жизненный путь. О романе “Дар” ниже: он, собственно, будет главной темой этой статьи. Стихи Набоков писал всю жизнь, и некоторые ценители видят в нем прежде всего поэта (как сам Набоков ставил стихи Ивана Бунина выше его “парчовой прозы”). Но по-настоящему преодолеть “классификацию слов” и обрести высокую свободу письма Набокову удалось именно в прозе.
Здесь важно знать, что творчество Набокова делится (а может быть, и разламывается) на два больших периода. Первый – когда Набоков писал по-русски.
Это было в Берлине, затем в Париже – до 1940 года, когда Набоков с семьей перебрался в США. Тогда Набоков публиковался под псевдонимом Сирин – от русской сказочной птицы сирин, надо полагать. Настоящую опору воздуха под крыльями писатель чувствовал, когда пестовал и обогащал свой русский (отказавшись, между прочим, учить в Берлине немецкий, чтобы русский не засорился).
Это была громадная, кропотливая работа, подобная, быть может, работе селекционера. Как селекционеру требуется для результата, чтобы сменялись поколения живых существ, с которыми он экспериментирует, так и писателю требовались поколения слов – что выражалось в последовательности единиц прозы: рассказов и романов. Набоков-Сирин написал сборники рассказов (основные – “Весна в Фиальте”, “Возвращение Чорба”), романы “Машенька”, “Король, дама, валет”, “Камера обскура”, “Отчаяние”, “Защита Лужина”, “Подвиг”, “Приглашение на казнь”, особняком стоящую повесть “Соглядатай” и, наконец, роскошный “Дар”. Свой последний европейский Роман “Истинная жизнь Себастьяна Найта” (“The Real L
Твір на тему: Ольга Славникова – ДАР ВЛАДИМИРА НАБОКОВА
Ольга Славникова – ДАР ВЛАДИМИРА НАБОКОВА