Онегин в начале и конце романа

Первая глава открывается внутренним монологом героя, в котором под иронией скрыто раздражение. Онегин соглашается на роль, которая в его собственных глазах трезво оценена как “низкое коварство”: “Но Боже мой, какая скука С больным сидеть и день и ночь,

Не отходя ни шагу прочь! Какое низкое коварство Полуживого забавлять, Ему подушки поправлять, Печально подносить лекарства,

Вздыхать и думать про себя: “Когда же черт возьмет тебя?”. Он вообще ни в чем не видит смысла и равнодушен, казалось бы, ко всему на свете, кроме чувства собственного достоинства и независимости, которые вдруг поколеблены поездкой к дяде. Это раздражение героя идет оттого, что привычное притворство ему надоело, и оттого, что Онегин честен перед собой. Уже первая строфа романа выявляет “странность” характера героя, его сложность. Первая глава, в сущности, раскрывает историю душевного недуга, вызванного одновременно подчинением Онегина обществу и его конфликтом с ним.

С детства образование и воспитание Онегина не было глубоким: француз учил его всему шутя. Это “шутя” сопровождает всю юность Онегина. Пушкин с иронией называет ее “мятежной”, как бы напоминая читателю о высшей возможности в жизни неосуществленной Онегиным.

“Мод воспитанник примерный” – этот мотив проходит через всю первую главу. “Боясь ревнивых осуждений”, Онегин становится франтом; опасаясь “судей решительных и строгих”, привык он “с ученым видом знатока хранить молчанье в важном споре”. Эта оглядка на мнение окружающих, эта зависимость от света лишает юность Онегина истинной мятежности”. Мода обрекает на поверхностное отношение ко всему. Следуя моде, нельзя быть самим собой; мода преходяща, поверхностна. Пушкин описал один день Онегина, но в нем смог обобщить всю петербургскую жизнь героя – светского баловня.

Онегин не отдается душой ни одному из развлечений, ни одному из наслаждений, составляющих круг его жизни. Главное же дарование Онегина проявилось в другой сфере: “В чем он истинный был гений, Что знал он тверже всех наук, Что было для него из млада И труд, и мука и отрада,

Что занимало целый день Его тоскующую лень, – Была наука страсти нежной…” Онегин умел очень убедительно казаться мрачным, внимательным или равнодушным, красноречивым, резким или дерзким; умел забавлять, побеждать умом и страстью, умел “подслушать сердца первый звук, преследовать любовь…”, “тревожить сердца кокеток записных”, злословить соперников и дружить с мужьями своих возлюбленных.

Но все эти движения “страсти нежной” рассчитаны. В начале романа Онегин как бы примеряет разные возможности жизни, не отдавая предпочтения ни одной из них. Своеобразный маскарад Онегина отражен в тех парадоксальных по соседству определениях, которые Пушкин адресует своему герою в первой главе: “молодой повеса” – и “добрый мой приятель”, “денди и лондонский” – и “ученый малый”, “проказник” – и философ в осемнадцать лет”, “повеса пылкий” и “отступник бурных наслаждений”. Эпитет “томный” выдает намерение Онегина выставить свое внутреннее состояние на обозрение. Быть может, мы бы не заметили го, если бы в восьмой главе Пушкин не напомнил об этом.

Вот Онегин смог, наконец, увидеть Татьяну в ее доме: “Он с трепетом к княгине входит; Татьяну он одну находит, И вместе несколько минут Они сидят.

Слова нейдут Из уст Онегина. Угрюмый, Неловкий, он едва-едва

Ей отвечает. Голова Его полна упрямой думой”. Итак, в первой главе Онегин – “угрюмый, томный”, в восьмой – “угрюмый, неловкий”.

Несходство вторых эпитетов при тождестве первых открывает глубину происшедшей с Онегиным перемены. Истинное чувство не в состоянии заботиться о своей картинности. Описание Онегина в 1 и 8 главах резко несходны. Множество масок сменяется единством истинного лица: бесчувствие – одушевлением, хандра – страстью.

В 1 главе Онегин “непостоянный обожатель очаровательных актрис”, ветреность его – признак всего лишь игры в любовь. В 8 главе Онегин исполнен преданности, что не делал он, где бы ни был, – “она… и все она!” В 8 главе на последнее объяснение с Татьяной идет “на мертвеца похожий”, тогда как в первой главе описывается приготовление к балу: “…Из уборной выходил, Подобный ветреной Венере, Когда надев мужской наряд, Богиня едет в маскарад”.

Страсть его подобна страданиям влюбленной Татьяны в 4 главе. И в письме Онегина повторяются эти признаки истинной страсти: “Пред Вами в муках замирать, Бледнеть и гаснуть…вот блаженство!

В 8 главе “сердечное страданье уже пришло ему невмочь”, и он готов к гибели (“заранее писать к прадедам готов о скорой встрече”). Он действительно сумел “забыть себя”: преданность чувству сильнее страха смерти, он, “как дитя влюблен”. “Все шлют Онегина к врачам”, а он дорожит каждым мгновением жизни, в которой присутствует Татьяна: “Я знаю: век уж мой измерен; Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен, Что с Вами днем увижусь я…” Любовь для Онегина стала единственным условием продолжения жизни.