Поэт гармонии и красоты

Тут не одно воспоминанье, Тут жизнь заговорила вновь. Ф. Тютчев

Во второй половине XIX века в русскую словесность начало входить новое философское понятие – “космическое сознание”. К числу избранных высокоинтеллектуальных людей, якобы обладающих таким сознанием, причисляли Ф. И. Тютчева. “Он умел,- по свидетельству А. Фета,- вместить в небольшом объеме книги столько красоты, глубины, силы, одним словом, поэзии!..” Действительно, в стихотворениях Тютчева в поэтической форме нашла отражение глубокая философская мысль о состоянии природы и Вселенной, о связи человеческой, земной жизни с жизнью в Космосе. Отсюда мнение о поэзии Тютчева как о непонятной, созданной для немногих, “избранных”. Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья, И в оный час явлений и чудес

Живая колесница мирозданья Открыто катится в святилище небес… Зато наши современники по достоинству оценили поэзию Тютчева. Томик его стихов побывал в космосе.

Поражает гениальное предвидение поэта, как бы увидевшего Землю из глубин космоса: Небесный свод, горящий славой звездной. Таинственно глядит из глубины, – И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены. В семидесятые годы поэт придается философским раздумьям.

Он пережил многих близких, устал от смертей: Дни сочтены, утрат не перечесть. Живая жизнь давно уж позади.

Передового нет, и я, как есть, На роковой стою очереди. Грядущую смерть поэт воспринимает как неизбежность, он подготовился к ее приходу, но гораздо тяжелее ему от сознания, что “умирает душа”: Как ни тяжел последний час – Та непонятная для нас

Истома смертного страданья, – Но для души еще страшней Следить, как вымирают в ней Все лучшие воспоминанья… Поэт говорил, что вся наша жизнь – это ожидание и подготовка к смертному часу, а когда он наступает, все же повергает нас в изумление. Об одном мечтал Тютчев, чтобы достойно встретить свой смертный час.

Не знаю я, коснется ль благодать Моей души болезненно-греховной. Удастся ль ей воскреснуть и восстать.

Пройдет ли обморок духовный? Но если бы душа могла Здесь, на земле, найти успокоенье. Мне благодатью ты б была – Ты, ты, мое земное провиденье! Последнее стихотворение Тютчева посвящено его жене, остававшейся с ним до конца, понимавшей, как никто другой, душу поэта.

Его любовь к Денисьевой была для Эрнестины Федоровны священной. Она хорошо понимает сердце и душу поэта. Эта женщина смогла сохранить любовь и преданность человеку, которого боготворила всю жизнь, несмотря на его временные охлаждения: Она сидела на полу

И груду писем разбирала, И, как остывшую золу, Брала их в руки и бросала… О, сколько жизни было тут, Невозвратимо пережитой!

О, сколько горестных минут. Любви и радости убитой!.. Эрнестина Федоровна смогла осветить теплотой и любовью последние, самые трудные годы жизни поэта.

Он отвечал ей признательностью и вниманием. Жена буквально упивалась беседами с ним, и Федор Иванович, почувствовав в ней родственную душу, охотно делился своими житейскими впечатлениями, мыслями о политических событиях и даже религиозно-философскими идеями, которые возникали у него в связи с этими событиями. Одно из последних стихотворений, написанное уже совершенно больным поэтом, также посвящено Эрнестине Федоровне. Оно короткое, незавершенное, написанное “на случай”, но сколько признательности и теплоты высказывает поэт своей верной подруге:

Все отнял у меня казнящий Бог: Здоровье, силу воли, воздух, сон. Одну тебя при мне оставил он, Чтоб я ему еще молиться мог… Эта женщина взяла на себя добровольное обязательство собрать воедино и издать многое из написанного мужем.

Она заботилась о лучшей подаче материала, внутреннем оформлении издания. Ее работа была высоко оценена В. Брюсовым.