Поэтический мир В. В. Маяковского

Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо. В. Маяковский Юрий Тынянов утверждал: “Маяковский возобновил поэтический образ, где-то утерянный со времен Державина”. Сопоставив поэзию Державина с поэзией Маяковского, я убедился в правоте этого утверждения. Державин любил раздвигать горизонты чувств поэтическим словом, стремился к масштабности образов.

Но я лично более склонен считать, что Маяковский по глобальности охвата, по ощущениям земного шара как одного целого ближе к поэту Уитмену, которого переводил Корней Чуковский. В этом американском поэте, предполагаю, Маяковский черпал свою глобальность. Итак, сила, мощь, масштаб лирической личности, отвечающий, как говорила Марина Цветаева о Маяковском, “заказу множества”, определяет важную черту поэтики Маяковского, делает его стиль весьма оригинальным.

На первом плане в его стихах всегда гипербола. Лирический герой свободно и непринужденно объясняется с мирозданием, со всей вселенной. В ранних стихах он пишет:

Мир огромив мощью голоса, иду – красивый, двадцатидвухлетний… Эй, вы! Небо! Снимите шляпу!

Я иду! И после революции он остается верен выбранной манере: И скоро, дружбы не тая, бью по плечу его я. А солнце тоже: “Ты да я, нас, товарищ, двое!..”

И даже в конце жизни в последних строках: … в такие вот часы встаешь и говоришь векам, истории и мирозданью… Революция воспринимается поэтом как преображение мира в космическом масштабе, как перестройка самих основ жизни общества, поворот в историческом пути человечества: Мы разливом второго потопа перемоем миров города.

Или еще: Довольно жить законом, данным Адамом и Евой. Клячу истории загоним…

Марина Цветаева, любившая стихи Пушкина, принимала поэзию Маяковского. Она писала, что он вырастает в своих стихах до масштабов эпических, он сам герой эпоса: “…мне видится либо время, когда все такого росту, шагу, силы, как Маяковский, были, либо время, когда все такими будут. Пока же, во всяком случае, в области чувствования, конечно, Гулливер среди лилипутов, совершенно таких же, только очень маленьких”.

Гиперболизм, свойственный Маяковскому в раскрытии внутреннего мира лирического героя, его чувств и мыслей, сродни лермонтовскому. Михаил Юрьевич Лермонтов ощущал себя выразителем дум и чувств целого поколения и тоже широко пользовался гиперболическими образами. Метафоры Маяковского нередко разворачивались в фантасмагорический сюжет. В “Облаке в штанах” сердце, горящее любовью, полыхает, как огромный пожар, – приезжают пожарные:

Нагнали каких-то. Блестящие! В касках! Нельзя сапожища! Скажите пожарным:

На сердце горящее лезут в ласках. Могучий голос поэта, выступающего от имени многих, масштаб обобщений, истинность и сила чувства рождают у Маяковского высокий стиль, торжественную интонацию оды.