Поющие у трона

Я пел на троне добродетель… А. С. Пушкин

В июле литературный календарь предъявляет нам три даты, три некруглых юбилея поэтов, вызывающие неодолимое желание их сопоставить. Вот они.

265 лет со дня рождения Гаврилы Роман (бессмертное произведение)овича Державина – 14 июля.

115 лет со дня рождения Владимира Маяковского – 19 июля.

Семидесятипятилетие Евгения Евтушенко – 18 июля.

Объединяет относительных юбиляров (“Не юбилейте!” – взывал Маяковский) не только общая стезя и творческий инструмент – лирика и лира, но и особые отношения с властью, можно сказать, если вспомнить знаменитую державинскую строку: труба. Но за этим общим, само собой, возникают особые подробности в судьбе каждого. О них и поговорим.

В ветхозаветном апокрифе о видении пророка Исаии рассказывается об ангелах, поющих у трона Всевышнего.

Поэт и историк культуры Евгений Перемышлев лет двадцать назад проницательно отметил, что у земных тронов тоже поют, но не ангелы, но литераторы, в первую голову поэты.

Начнем с их одежды. На портретах работы В. Л. Боровиковского (1795 и 1811) Державин при регалиях, в мундирах, что, однако, не придает ему чиновной спеси. На многочисленных фотографиях Маяковского главенствует не воспетая им нонконформистская желтая кофта фата, но респектабельный костюм, часто тройка. Правда, о футуристическом происхождении часто напоминают папироса, хулигански прилипшая в углу рта, полухулиганская кепка. О немыслимо пестрых одеяниях Евтушенко говорить долго не приходится, по ТВ их видели все: чем старше, тем ярче и экзотичнее.

По одеянию совсем не официальный поэт… Но ведь у трона находится место и шутам.

Державин входит в наше обыденное сознание с детства благодаря Пушкину и как предшественник Пушкина. Потом мы открываем, что и поэт он доныне и, уже понятно, навсегда живой. А историки литературы славят его как преобразователя жанра оды. Вот что пишет об этом С. С. Аверинцев: “В прежней, ломоносовской оде, по-своему прекрасной и совершенной, Державин не может принять “разделения вещей на возвышенные и низменные, брезгливости к конкретному, житейскому”. Ломоносов называл воспеваемое им лицо Елисаветой Петровной (“Елисавет”), но на деле воспевал вовсе не ее, а божественную охотницу “вообще”, Диану, амазонку.

Напротив, Державин говорил о фантастической Фелице, но описывал Екатерину II, выражая обязательную похвалу ей через неповторимую, конкретную, а потому “низкую” деталь… Такого в практике одописцев еще не было”. Коротко говоря, Державин ввел в похвальную песнь правителям, власти – оду – многообразно им воплощенную идею торжества Создателя и Божьего мiра над каждой его частицей, обозначив эту вертикаль в знаменитой строке оды “Бог”: “Я царь – я раб – я червь – я Бог!” Конечно, Державин был государственным человеком, дослужился до министра юстиции, члена Государственного совета, но история его отношений с властью была не безоблачной, и в чиновники его не запишешь.

Иные отважные литературоведы создают труды о некоей близости между Маяковским и Державиным. Господь им судья, литературоведение – бескрайнее поле для всяческих домыслов. Но если брать в расчет то, что Белинский называл пафосом, трудно найти поэтов более далеких! Жизнерадостный, лучезарный Державин (в его поэзии “царит настроение утра”, по выражению С. С. Аверинцева) и угрюмый, набыченный Маяковский, совсем недаром связавший свою судьбу с выросшим на тоталитарных идеях футуризмом и при первом же удобном случае поступивший на службу к большевизму с его Массами Вместо вечного: Народ.

Певшего со всей доступной ему искренностью коммуну и ее кровожадных деятелей.

Можно видеть: Державин шел от трона к миру, Маяковский же из мира пробивался под сень трона.

Евгения Евтушенко с Державиным, кажется, никто не сравнивал, но от поэтической школы Маяковского он вроде бы не отрекался. Хотя особенности есть. В 1918-м Маяковскому, когда он сам себя мобилизовал и призвал на службу революции, исполнилось двадцать пять, и до самой смерти, то есть еще двенадцать лет он последовательно и неуклонно был “ассенизатором и водовозом” (как злобы к людям, боровшимся с красной чумой, так и воды в его сочинениях было немерено!) самого тоталитарного строя, когда-либо существовавшего в истории.

Евтушенко, чей возраст уже перевалил за земную меру бытия Державина (и дай ему Бог здоровья!), пожил при разных модификациях т. н. советской власти, вплоть до нынешнего посткоммунизма. И по его творческой продукции сейчас легко вывести его вольную или невольную стратегии. Власть в СССР/России ему, наверное, не очень нравится. Но свои недовольства ею он всегда выражает, что называется, задним числом. Как в старом анекдоте, Если и колебался, то лишь с генеральной линией партии.

При Сталине пел Сталина, после Сталина предал его анафеме. Его, но не Ленина: додумался включить свою ужасную поэму “Казанский университет”, написанную к столетию монстра, в перестроечное избранное “Граждане, послушайте меня…” (1989). Его никто не тянул за язык, никто не приставлял к виску наган, но он написал стихи-песню “Партбилеты” (музыка А. Флярковского, можно послушать на сайте