“Пророк” М. Ю. Лермонтова и А. С. Пушкина

Пушкинский “Пророк” написан в 1826 году, после казни декабристов. О декабристах много спорят и многое говорят. Чаще отрицательное.

Но даже если они избрали неверный путь, то все равно боролись, причем не за свои права (они и так были у потомственных дворян), а за права полностью бесправных людей. Спасибо, что заплатили они за ошибки истории своими собственными жизнями.

Декабристы были друзьями Пушкина, а уже одно это что-то значит!

После их ссылки и гибели Пушкин жил, как “в пустыне мрачной”. И шестикрылый серафим (в переводе – горящий, пламенный) является к его лирическому герою на скрещении судеб – “на перепутье”. (Так и видится мне Васнецовский “Витязь на распутье” с правом выбора: “Направло пойдешь… налево пойдешь…”)

Чудо, происходящее у нас на глазах, и чудо поэзии, о котором говорится от первого лица:

Перстами легкими как сонМоих зениц коснулся он.

Первое чудо – духовное прозрение. Второе – умение не просто слушать, а услышать шум и звон настоящей жизни! И тогда поэт способен постичь весь мир – от “гад морских” до полета ангелов. А потом из обычного празднословного человека превратиться в прорицателя, с “жалом мудрым змеи”. Поэт проходит путь сквозь тернии к звездам и познает вечную истину, потому что к ней воззвал “Бога глас”, сделав поэта, как Христа, своим наместником на земле.

Он должен донести этот глас – глагол – слово от поднебесья до земных людей, таких, каким недавно был сам:

Восстань, пророк, и виждь, внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей.

Глаголами повелительного наклонения “виждь, внемли, исполнись волею моей” завершается стихотворение Пушкина. С этого начинается “Пророк” Лермонтова. Опять, как исповедь, от первого лица, но уже без предыстории.

Вся она у Пушкина.

А у Лермонтова:С тех пор, как вечный судияМне дал всеведенье пророка, В очах людей читаю яСтраницы злобы и порока.

Прошло пятнадцать лет после пушкинского “Пророка”, но как изменилось время, как оно изменило людей! В пророка, провозгласившего “любви и правды чистые ученья”, они стали бросать “бешено каменья”.

Лермонтовский пророк, как и пушкинский, живет в пустыне, но не на перепутье, а на вершинах, услышанный звездами, но не услышанный людьми. Видя его, старцы говорят детям:

Он горд был, не ужился с нами:Глупец, хотел уверить нас, Что Бог гласит его устами!

Пророка презирают за наготу и “бедность”, за то, что он “худ и бледен”. Люди не могли поверить в то, что устами пророка гласит Бог, и он был отвергнут ими. Но все-таки земные муки – не зря. Ведь даже Христос за две тысячи лет вдохновил своим подвигом и страданиями далеко не всех.

В него, как и в поэта-пророка, нужно, я думаю, поверить не только разумом.