Разговор с фининспектором о поэзии

p> Гражданин фининспектор! Простите за беспокойство. Спасибо… не тревожьтесь… я постою… У меня к вам дело деликатного свойства: о месте поэта в рабочем строю. В ряду имеющих лабазы и угодья и я обложен и должен караться.

Вы требуете с меня пятьсот в полугодие и двадцать пять за неподачу деклараций. Труд мой любому труду родствен. Взгляните – сколько я потерял, какие издержки в моем производстве и сколько тратится на материал.

Вам, конечно, известно явление “рифмы”. Скажем, строчка окончилась словом “отца”, и тогда через строчку, слога повторив, мы ставим какое-нибудь: ламцадрица-ца. Говоря по-вашему, рифма – вексель. Учесть через строчку! – вот распоряжение. И ищешь мелочишку суффиксов и флексий в пустующей кассе склонений и спряжений.

Начнешь это слово в строчку всовывать, а оно не лезет – нажал, и сломал. Гражданин фининспектор, честное слово, поэту в копеечку влетают слова. Говоря по-нашему, рифма – бочка. Бочка с динамитом.

Строчка – фитиль. Строка додымит, взрывается строчка, – и город на воздух строфой летит. Где найдешь, на какой тариф, рифмы, чтоб враз убивали, нацелясь?

Может, пяток небывалых рифм только и остался что в Венецуэле. И тянет меня в холода и в зной. Бросаюсь, опутан в авансы и в займы я. Гражданин, учтите билет проездной! – Поэзия – вся! – езда в незнаемое. Поэзия – та же добыча радия. В грамм добыча, в год труды.

Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды. Но как испепеляюще слов этих жжение рядом с тлением слова-сырца. Эти слова приводят в движение тысячи лет миллионов сердца.

Конечно, различны поэтов сорта. У скольких поэтов легкость руки! Тянет, как фокусник, строчку изо рта и у себя и у других. Что говорить о лирических кастратах?!

Строчку чужую вставит – и рад. Это обычное воровство и растрата среди охвативших страну растрат. Эти сегодня стихи и оды, в аплодисментах ревомые ревмя, войдут в историю как накладные расходы на сделанное нами – двумя или тремя.

Пуд, как говорится, соли столовой съешь и сотней папирос клуби, чтобы добыть драгоценное слово из артезианских людских глубин. И сразу ниже налога рост. Скиньте с обложенья нуля колесо! Рубль девяносто сотня папирос, рубль шестьдесят столовая соль.

В вашей анкете вопросов масса: – Были выезды? Или выездов нет? – А что, если я десяток пегасов загнал за последние 15 лет?! У вас – в мое положение войдите – про слуг и имущество с этого угла. А что, если я народа водитель и одновременно – народный слуга?

Класс гласит из слова из нашего, а мы, пролетарии, двигатели пера. Машину души с годами изнашиваешь. Говорят: – в архив, исписался, пора! – Все меньше любится, все меньше дерзается, и лоб мой время с разбега крушит. Приходит страшнейшая из амортизации – амортизация сердца и души.

И когда это солнце разжиревшим боровом взойдет над грядущим без нищих и калек, – я уже сгнию, умерший под забором, рядом с десятком моих коллег. Подведите мой посмертный баланс! Я утверждаю и – знаю – не налгу: на фоне сегодняшних дельцов и пролаз я буду – один! – в непролазном долгу.

Долг наш – реветь медногорлой сиреной в тумане мещанья, у бурь в кипеньи. Поэт всегда должник вселенной, платящий на горе проценты и пени. Я в долгу перед Бродвейской лампионией, перед вами, багдадские небеса, перед Красной Армией, перед вишнями Японии – перед всем, про что не успел написать. А зачем вообще эта шапка Сене? Чтобы – целься рифмой и ритмом ярись?

Слово поэта – ваше воскресение, ваше бессмертие, гражданин канцелярист. Через столетья в бумажной раме возьми строку и время верни! И встанет день этот с фининспекторами, с блеском чудес и с вонью чернил. Сегодняшних дней убежденный житель, выправьте в энкапеэс на бессмертье билет и, высчитав действие стихов, разложите заработок мой на триста лет! Но сила поэта не только в этом, что, вас вспоминая, в грядущем икнут.

Нет! И сегодня рифма поэта – ласка и лозунг, и штык, и кнут. Гражданин фининспектор, я выплачу пять, все нули у цифры скрестя! Я по праву требую пядь в ряду беднейших рабочих и крестьян.

А если вам кажется, что всего делов – это пользоваться чужими словесами, то вот вам, товарищи, мое стило, и можете писать сами!