Роман А. С. Пушкина “Евгений Онегин” как энциклопедия русской жизни
Широко известно определение пушкинского романа в стихах как “энциклопедии русской жизни”, данное В. Г. Белинским. Прав ли критик? И если прав, то почему именно “Евгений Онегин” может претендовать на столь почетное звание?
Герои пушкинского романа представляют только одно сословие – дворянское, хотя и две его довольно сильно разнящиеся друг от друга группы. Если Онегин и Ленский – плоть от плоти и кровь от крови петербургского высшего света, то семейство Лариных – типичные провинциальные помещики, для которых приезд молодого человека из столицы – событие первостепенной важности. Казалось бы, о каком энциклопедическом охвате российской действительности тут можно говорить!
Ясно же, что население России вовсе нельзя свести к мирным сельским помещикам и блистательным светским львам. Тем не менее Пушкин мастерски создает фон повествования, и таким образом мы знакомимся с жизнью, можно сказать, всего народа, всех сословий, города и деревни, сельской помещичьей усадьбы и городского дворянского дома, крестьян, ремесленников, купцов… Вот, например, как показан в романе просыпающийся Петербург: …Петербург неугомонный Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик, На биржу тянется извозчик, С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит. Проснулся утра шум приятный. Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым, И хлебник, немец аккуратный, В бумажном колпаке, не раз Уж отворял свой васисдас.
А сколь подробно описывает Пушкин путешествие семейства Лариных в Москву, рисуя нам необъятные российские просторы: Осмотрен, вновь обит, упрочен Забвенью брошенный возок. Обоз обычный, три кибитки Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки, Варенье в банках, тюфяки, Перины, клетки с петухами, Горшкидазы еt сеtега, Ну, много всякого добра.
И вот в избе между слугами Поднялся шум, прощальный плач: Ведут на двор осьмнадцать кляч, В возок боярский их впрягают, Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают, Бранятся бабы, кучера. На кляче тощей и косматой
Сидит форейтор бородатый, Сбежалась челядь у ворот Прощаться с барами. И вот
Уселись, и возок почтенный, Скользя, ползет за ворота. Когда благому просвещенью Отдвинем более границ,
Со временем (по расчисленью Философических таблиц, Лет чрез пятьсот) дороги, верно, У нас изменятся безмерно: Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив, пересекут. Мосты чугунные чрез воды Шагнут широкою дугой, Раздвинем горы, под водой Пророем дерзостные своды,
И заведет крещеный мир На каждой станции трактир. Теперь у нас дороги плохи, Мосты забытые гниют, На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают; Трактиров нет. В избе холодной Высокопарный, но голодный Для виду прейскурант висит
И тщетный дразнит аппетит… Поэт не упускает ни одной значимой бытовой детали, погружает нас в атмосферу предотъездных хлопот челяди, чтобы затем перейти к серьезным проблемам просвещения и российских дорог, столь же актуальным сегодня, как и в эпоху, когда создавался “Евгений Онегин”. При этом Пушкин не забывает после возвышенного “раздвинем горы”, “пророем дерзостные своды” опустить читателей на грешную землю, вспомнив о необходимости иметь “на каждой станции трактир”. Он сам, не раз путешествовавший, испытал все неудобства от отсутствия этих заведений.
Вот как изображен в “Путешествии Онегина” одесский порт: Глядишь – и площадь запестрела. Все оживилось; здесь и там Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам. Дитя расчета и отваги, Идет купец взглянуть на флаги, Проведать, шлют ли небеса Ему знакомы паруса.
Какие новые товары Вступили нынче в карантин? Пришли ли бочки жданных вин? И что чума? и где пожары? И нет ли голода войны,
Или подобной новизны? Пушкин как бы передает нам живые разговоры в портовой толпе купцов, моряков, извозчиков… Он создает у нас иллюзию присутствия на месте событий. А одно замечательное определение купца: “дитя расчета и отваги” – чего стоит!
Вот и готовый портрет российского третьего сословия. Не говоря уже о том, что в сохранившихся фрагментах сожженной крамольной третьей главы рассказано о важных событиях истории России начала XIX века – убийстве Павла I, войне 1812 года и зарождении декабристских тайных обществ. Белинский справедливо заметил: “Как истинный художник, Пушкин не нуждался в выборе поэтических предметов для своих произведений, но для него все предметы были равно исполнены поэзии. Его “Онегин”, например, есть поэма современной действительной жизни, не только со всею ее поэзией, но и со всею ее прозой, несмотря на то что она писана стихами. Тут и благодатная весна, и жаркое лето, и гнилая дождливая осень, и морозная зима; тут и столица, и деревня, и жизнь столичного денди, и быт мирных помещиков, ведущих между собою …разговор благоразумный
О сенокосе, о вине, О псарне, о своей родне… Тут и мечтательный поэт Ленский, и тривиальный забияка и сплетник Зарецкий; то возникает перед вами прекрасное лицо любящей женщины, то сонная рожа трактирного слуги, отворяющего, с метлою в руке, дверь кофейной, – и все они, каждый по-своему, прекрасны и исполнены поэзии…
Что для прежних поэтов было низко, то для Пушкина было благородно; что для них была проза, то для него была поэзия…” Потому-то и было названо поэтическое произведение романом в стихах: в “Евгении Онегине” предметом поэзии стали темы и образы, до этого бывшие исключительным уделом прозы.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)Твір на тему: Роман А. С. Пушкина “Евгений Онегин” как энциклопедия русской жизни
Роман А. С. Пушкина “Евгений Онегин” как энциклопедия русской жизни