“Смысл человеческой жизни заключается в беспокойстве и тревоге”

В целом поэзия Александра Блока воспринимается как на редкость откровенная и искренняя лирическая исповедь, раскрывающая душевный мир человека, потрясенного предельно обострившимися в его эпоху общественно-историческими противоречиями. Связующим началом этой поэзии, точкой притяжения ее различных и многообразных тем служит образ самого поэта (или, точнее сказать, лирического героя), от лица которого идет лирическая исповедь. Блок открыто и прямо, как редко кто до него, утверждал в поэзии свою литературную личность, свое “я”. Он сам охарактеризовал все свои стихи как растянувшийся на много лет “дневник его жизни”.

Но великий лирический поэт, говоря о себе и о своем, всегда говорит за всех и об общем. Потому что истинный поэт – всегда “эхо мира, а не только нянька своей души”, по крылатому выражению М. Горького. Поэзия Александра Блока потому и приобрела такое мощное и широкое звучание, что этот лирик, сумев почувствовать и воплотить в своем творчестве главное и решающее в жизни века – ту борьбу нового со старым, которая составила основное содержание исторического процесса, обрел право говорить уже не только от своего имени, но и от лица всего своего поколения, от лица тех, кого он назвал “детьми страшных лет России”: Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего. Мы – дети страшных лет России – Забыть не в силах ничего. Испепеляющие годы! Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы – Кровавый отсвет в лицах есть. Время, история, буря века, бушевавшая вокруг Блока, – вот та среда, в которой рождалась его великая поэзия, и реальная русская жизнь предреволюционных лет всегда просвечивает сквозь ее сюжеты, символы и метафоры. Поэтому глубоко прав был Блок, когда однажды, выступая перед публикой со своими стихами, в ответ на просьбу прочесть “о России” он сказал: “Это все – о России”. Путь “среди революций”, пройденный Александром Блоком, был отнюдь не легким и не гладким. Идут часы, и дни, и годы.

Хочу стряхнуть какой-то сон, Взглянуть в лицо людей, природы, Рассеять сумерки времен, – писал Блок, и именно это составляло суть и пафос его напряженных идейных и художественных исканий. Сумерки того времени, когда он жил и писал, порой, бесспорно, затемняли его зрение. Но вместе с тем сама жизнь властно переучивала поэта, вела его за собой и помогала ему стряхнуть с себя тяготившие его “сны”.

В юношеской лирике Блока (“Стихи о Прекрасной Даме”) все овеяно атмосферой мистической тайны и совершающегося чуда. Все в этой лирике “робко и темно”, зыбко и туманно, подчас неуловимо, только “намек” весенней песни, только клочок светлого неба, какие-то отблески, какие-то “клики”… И все это – знаки “нездешних надежд” на вселенское “непостижное чудо”, на явление Вечной Девы, Прекрасной Дамы, “величавой Вечной Жены”, “Девы-Зари – Купины”, в образе которой для Блока воплощалось некое всеединое божественное начало, долженствующее “спасти мир” и возродить человечество к новой, идеально-совершенной жизни. Предчувствую Тебя. Года проходят мимо – Все в облике одном предчувствую

Тебя. Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо. . И молча жду, – тоскуя и любя… Вхожу я в темные храмы, Совершаю бедный обряд, Там жду я Прекрасной Дамы В мерцанье красных лампад…

Эта тема ожидания и предчувствия каких-то чудесных перемен – господствующая в юношеской лирике Блока. Поэт уже и тогда чувствовал неясную тревогу, ловил ее “знаки”, уже и тогда замечал, что вокруг него ширится и растет “буря жизни” (знаменательно в этом смысле стихотворение “Гамаюн – птица вещая”), но еще страшился этой бури и пытался укрыться от нее в идеальный мир своей мечты и фантазии, где нет ни человеческих слез, ни мук, ни крови, а только музыка, розы, лазурь, “улыбки, сказки и сны”. Но наиболее существенно, что в интимный лирический мир Блока с каждым годом все более настойчиво врывались впечатления социальной действительности. Мирные деревенские пейзажи, на фоне которых развертывался мистический роман поэта с его Прекрасной Дамой, вытеснялись резко очерченными, часто фантасмагорическими картинами большого города (точнее сказать – Петербурга). И вот что особенно знаменательно: как только поэт стал внимательнее, пристальнее вглядываться в окружавшую его реальную жизнь, ему открылись ее чудовищные контрасты и непримиримые противоречия – голод голодных и сытость сытых, и в нем громко заговорила совесть.

Стихотворение “Фабрика”, написанное в конце 1903 года, может рассматриваться как точка поворота на творческом пути молодого Блока. В образе кого-то “неподвижного” и “черного” поэт, впервые непосредственно обратившись к социальной теме, попытался выразить свое, тогда еще смутное, представление о “правопорядке”, обрекающем человека на “томления рабьих трудов”. Революция 1905 года была глубоко пережита Блоком и сыграла громадную, можно сказать, решающую роль в его жизни и судьбе.

Она вывела поэта из состояния уединения и созерцательности, в котором он долгое время пребывал, показала ему лицо быстро меняющейся жизни, пробудила в нем чувство кровной связи с народом и сознание общественной ответственности за свое писательское дело. На смену мистическим видениям в таинственных храмах приходят реальные, неприкрашенные картины человеческого горя: Мы встретились с тобою в храме И жили в радостном саду, Но вот зловонными дворами

Пошли к проклятью и труду. Мы миновали все ворота И в каждом видели окне, Как тяжело лежит работа

На каждой согнутой спине… Внимание Блока все больше привлекают “новые люди”, поднимающиеся на арену истории “из тьмы погребов”, – люди-труженики, творцы завтрашнего дня. В поэте просыпается чувство общественной активности. Сам он ищет гражданской отваги, “отважной красоты” и гневно обличает тех, кто остается слеп и глух к запросам жизни:

Я вижу: ваши девы слепы, У юношей безогнен взор. Назад! Во мглу! В глухие склепы!

Вам нужен бич, а не топор! Блок не щадит и самого себя – за то, что и ему не хватает отваги, за то, что, искренне скорбя о нищих и бедных, он и хочет и не смеет “убить” – Отомстить малодушным, кто жил без огня, Кто так унижал мой народ и меня! Кто запер свободных и сильных в тюрьму, Кто долго не верил огню моему,

Кто хочет за деньги лишить меня дня, Собачью покорность купить у меня…