Творческий метод

p>Пьесы Фонвизина продолжают традиции классицизма. “На всю жизнь, – указывал Г. А. Гуковский, – его художественное мышление сохраняло явственный отпечаток этой школы”. Но в отличие от комедий Сумарокова и Лукина, пьесы Фонвизина – явление позднего, более зрелого русского классицизма, испытавшего сильное влияние просветительской идеологии. От классицизма идет прежде всего принцип высшей оценки человека: служение государству, выполнение им своего гражданского долга. В “Недоросле” – характерное для русского классицизма противопоставление двух эпох: Петровской и той, к которой принадлежит автор. Первая выступает как образец гражданского поведения, вторая – как отклонение от нее.

Так оценивали современность и Ломоносов и Сумароков. С классицизмом связана четкая, математически продуманная система образов. В каждой пьесе два лагеря – злонравные и добродетельные герои. Резко разграничено добро и зло, свет и тени.

Положительные герои только добродетельны, отрицательные – только порочны. В комедии “Бригадир” герои образуют своеобразные пары, объединенные супружескими или любовными отношениями: Бригадир и Бригадирша, Советник и Советница, Иван и Советница, Добролюбов и Софья. По принципу симметрии построены многие сцены: герои по очереди высказывают свое мнение о том, что следует читать, о пользе грамматики и т. п. Фонвизинский “Бригадир” больше связан с первым этапом русского классицизма. Даже выбор героев во многом подсказан сатирами Кантемира и ранними комедиями Сумарокова: хитрый подьячий, хвастливый воин, галломаны и щеголи.

Средства характеристики действующих лиц также восходят к художественным приемам сатиры. Персонажи раскрывают себя не в сценическом действии. Они сами говорят о своих недостатках, выдавая их, по простоте душевной, за добродетели: Советник хвастается ловкостью в судопроизводстве, Бригадир – своей властью, Бригадирша – бережливостью, Иван и Советница – мнимой образованностью и утонченностью. Так разоблачали себя герои сатир Кантемира – ханжа Критон, скупец Сильван, щеголь Медор. Нередко герои Фонвизина дают друг другу меткие оценки.

Но Фонвизин писал не сатиру, а комедию. Для того чтобы объединить своих героев сценическим действием, он обращается к испытанному средству – к любовной интриге, которую доводит в “Бригадире” до слишком условных и неправдоподобных границ, втягивая в нее почти всех действующих лиц. Советник волочится за Бригадиршей, Бригадир – за Советницей. Иван также ухаживает за Советницей и тем самым становится соперником своего отца. Четвертую “любовную” пару составляют Софья и Добролюбов.

Это дает автору возможность еще раз сопоставить отрицательных и положительных героев, по характеру их влюбленности. Любовь “злонравных” персонажей, заявляет Добролюбов, “смешна, позорна и делает им бесчестие. Наша же любовь основана на честном намерении и достойна того, чтоб всякий пожелал нашего счастия”.

Любовные объяснения каждого из героев выдержаны в полном соответствии с их характером и манерой речи, что является благодарным материалом для ряда комических сценок. Так, например, Советник и здесь остается ханжой и лицемером, прикрывающим свои грешные помыслы морально-религиозными рассуждениями. “Каждый человек, – уговаривает он Бригадиршу, – имеет дух и тело. Дух, хотя бодр, да плоть немощна. К тому же несть греха, иже не может быти очищен покаянием…

Согрешим и покаемся”. Бригадир в любовном объяснении с Советницей сравнивает ее с “фортецией”, “которая, как ни крепка, однако все “брешу” в нее сделать можно”. Глаза Советницы, по его словам, “страшнее всех пуль, ядер и картечей”. В “Недоросле” система образов продумана столь же строго. Здесь три группы персонажей, включающих в себя три мужских и один женский образ: положительные герои – Стародум, Правдин, Милон и Софья; злонравные – Простакова, Простаков, Скотинин и Митрофан; воспитатели Митрофана – Цифиркин, Кутейкин, Вральман и Еремеевна, наделенные как положительными, так и отрицательными качествами.

Сюжет “Недоросля” строится на традиционно-классицистической основе – соперничество достойного и недостойного претендентов на руку героини. Однако любовная интрига не раскрывает чрезвычайно важную для автора крепостническую тему. В связи с этим драматург дополняет любовную интригу социальной коллизией, выраженной в пьесе конфликтом между Правдиным и Простаковой. Интрига и коллизия связаны между собой общим для них образом Простаковой.

В последнем действии обе линии сходятся и Простакова терпит двойное фиаско. Правдин хочет отдать ее под суд за попытку похитить Софью. Простакова вымаливает у него прощение и тут же намеревается расправиться с нерасторопными слугами. Тогда Правдин объявляет свое решение о передаче ее имения в опеку.

Тем самым комедия завершается двумя развязками. Таким образом, пьесы Фонвизина не только опирались на традиции русской сатиры и комедии второй трети XVIII в., но и свидетельствовали о новых достижениях русского классицизма. Если комедии Сумарокова еще слишком зависели от иностранных образцов – от комедии дель-арте, от французской драматургии XVII в., что выражалось в фарсовых сценах, в нерусских именах героев, то Фонвизин освобождает свои пьесы от примитивного фарсового комизма. Он наделяет героев подчеркнуто русскими именами.

В отличие от Сумарокова, он стремится окружить их привычной обстановкой, сохранить на сцене русские обычаи. Все это не противоречит нормам классицизма, который исследователи зачастую стремятся свести к сплошному логизированию, к вычленению героев из характерной для них социальной среды. При этом забывает о том, что, например, герои типичного классициста Мольера всегда окружены бытовой обстановкой, соответствующей их социальной природе. Первое действие “Бригадира” автор предваряет пространной ремаркой, в которой указано, как выглядит Дом Советника, где происходят события пьесы, как одет каждый из героев, чем он занят. “Театр представляет комнату, убранную по-деревенски.

Бригадир, в сюртуке, ходит и курит табак. Сын его, в дезабилье, кобеняся, пьет чай. Советник, в казакине, смотрит в календарь… Советница, в дезабилье и корнете, жеманяся, чай разливает.

Бригадирша сидит одаль и чулок вяжет. Софья также сидит одаль и шьет в тамбуре”. По ходу действия герои пьют чай, играют в карты, в шахматы, загадывают на картах – словом, ведут себя так, как было принято в дворянских провинциальных домах.

В “Недоросле” нет специальных авторских ремарок, касающихся бытовой обстановки, но сами эти подробности во множестве представлены в пьесе. Здесь и примеривание кафтана, и подготовка к “сговору”, и учебные занятия Митрофана, и ряд других черт дворянской жизни XVIII в. В сравнении с классицизмом предшествующих десятилетий в комедиях Фонвизина объектом осмеяния становится не частная жизнь дворян, как это было у Сумарокова и Лукина, а их общественная, служебная деятельность и крепостническая практика. Не довольствуясь одним изображением дворянского “злонравия”, писатель стремится показать и его причины, чего опятьтаки не наблюдалось в пьесах Сумарокова. В решении этого вопроса большую роль сыграло просветительство, объяснявшее пороки людей их “невежеством” и неправильным воспитанием.

У Фонвизина вопрос о просвещенности и невежестве, о хорошем и дурном воспитании занимает центральное место. “Всему причиной воспитание”, – заявляет Добролюбов в комедии “Бригадир”. Гуманность положительных героев Фонвизина проистекает из их просвещенных взглядов. Сам образ мышления положительных героев не позволяет им вести себя грубо, жестоко и беззаконно. “Воспитание, – указывает Стародум, – дано мне было отцом моим по тому веку наилучшее”. И напротив, пороки отрицательных героев автор объясняет их дремучим невежеством, представленным в пьесе в разных его проявлениях.

Так, Простакова, ее муж и ее брат не умеют даже читать. Более того, они глубоко убеждены в бесполезности и ненужности знаний. “Без науки люди живут и жили”, – уверенно заявляет Простакова. Столь же дики и их общественные представления. Высокие должности существуют, по их мнению, только для обогащения. По словам Простаковой, ее отец “воеводою был пятнадцати лет… не умел грамоте, а умел достаточек нажить”.

Преимущества “благородного” сословия они видят в возможности оскорблять и обирать зависимых от них людей, Причиной “злонравия” могут быть и дурные наставники. Иван признается Советнице в том, что еще до отъезда в Париж он “был на пансионе у французского кучера, которому должен за “..любовь к французам и за холодность… к русским”. Обучение Митрофана поручено недоучившемуся семинаристу Кутейнику, отставному солдату Цифиркину и бывшему кучеру, немцу Вральману. Но дело не только в учителях. Характер и поведение Митрофана – естественный результат тех живых примеров, которыми он окружен в доме родителей.

Самое же губительное влияние оказала на Митрофана Простакова. Ведь и имя его, в переводе с греческого, означает “матерью данный”, т. е. “являющий собой мать”. От Простаковой Митрофан перенял грубость, жадность, презрение к труду и знаниям. С просветительским мировосприятием органически связана тема “скотства” помещиков, многократно обыгранная Фонвизиным.

Общество создано для мыслящих, “просвещенных” людей, уважающих законы и помнящих о своем долге. Но многие дворяне в умственном и гражданском развитии стоят столь низко, что их можно уподобить только животным. Иван жалуется Советнице: “Вы знаете, каково жить и с добрымиа я, черт меня возьми, я живу с животными”. “Что ты ни скажешь, – говорит Бригадир Ивану, – так все врешь, как лошадь”. Иван не остается в долгу и на требование отца относиться к нему с почтением отвечает: “Когда щенок не обязан респектовать того пса, кто был его отец, то должен ли я вам хотя малейшим респектом?”.

В “Недоросле” госпожа Простакова все время сравнивается с собакой, Скотинин – с свиньями; “Слыхано ли” чтоб сука щенят своих выдавала?” – спрашивает Простакова. “Ах я, собачья дочь!” – заявляет она в другом месте. Низменный духовный облик Скотинина раскрывается в его пристрастии к “свинкам”. “Люблю свиней… – признается он, – а у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет из них ни одной, котора, встав на задни ноги, не была бы выше каждого из нас целой головою”. “Нет, сестра, – заявляет он Простаковой, – я и своих поросят завести хочу”. И Митрофан, по словам матери, “до свиней сызмала такой же охотник… Бывало, увидя свинку, задрожит от радости”. “Аз есмь скот, – читает Митрофан по часослову, – а не человек”.

Влияние на “Недоросль” просветительской литературы сказалось, и в жанровом своеобразии этого произведения. “Недоросль”, по словам Г. А. Гуковского, “полукомедия, полудрама”. Действительно, основа, костяк пьесы Фонвизина – классицистическая комедия, но она испы тала воздействие западноевропейской “мещанской” драмы, образцы которой дали Дидро, Седен и Мерсье. Это влияние сказывается в привнесении в пьесу серьезных и даже трогательных сцен. К ним относятся разговор Правдина со Стародумом в третьем и пятом действиях и трогательно-назидательные беседы Стародума с Софьей, а затем с Милоном – в четвертом действии. Слезной драмой подсказан образ благородного резонера в лице Стародума, а также “страждущей добродетели” в лице Софьи.

С “мещанской” драмой связан и финал пьесы, в котором соединились трогательное и глубоко моралистическое начала. Здесь госпожу Простакову настигает страшное, абсолютно непредугаданное ею наказание. Ее отвергает, грубо отталкивает Митрофан, которому она посвятила всю свою безграничную, хотя и неразумную любовь. И это происходит в тот момент, когда Простакова лишилась всех прав в своем имении: “Погибла я совсем! – восклицает она. – Отнята у меня власть!

От стыда никуда глаз показать нельзя! Нет у меня сына!”. Чувство, которое испытывают к ней положительные герои – Софья, Стародум и Правдин, – сложно, неоднозначно. В нем и жалость, и осуждение. Сострадание вызывает не Простакова – она отвратительна даже в своем отчаянии, – а попранное, искаженное в ее лице человеческое достоинство, человеческое естество.

Сильно звучит и заключительная реплика Стародума, обращенная к Простаковой: “Вот злонравия достойные плоды” – т. е. справедливая расплата за нарушение нравственных и общественных норм. Комедии Фонвизина, в особенности “Недоросль”, – чрезвычайно важная веха в истории нашей драматургии. С нее, в сущности, и начинается русская общественная комедия. Следующие за ней – “Горе от ума” Грибоедова и “Ревизор” Гоголя. “…Все побледнело, – писал Гоголь, – перед двумя яркими произведениями: перед комедией Фонвизина “Недоросль” и Грибоедова “Горе от ума” … В них уже не легкие насмешки над смешными сторонами общества, но раны и болезни нашего общества…

Обе комедии взяли две разные эпохи. Одна поразила болезни от непросвещения, другая – от дурно понятого просвещения”. Фонвизину удалось создать подлинно типические образы, которые стали нарицательными и пережили свое время. “…Звание бригадира, – указывал П. А. Вяземский, – обратилось в смешное нарицание, хотя сам бригадирский чин не смешнее другого”.

О другом, внесценическом, персонаже из той же пьесы вспоминал в 60е годы XIX в. Ф. М. Достоевский: “Гвоздилов до сих пор еще гвоздит свою капитаншу… Гвоздилов у нас до того живуч… что чуть не бессмертен”. В еще большей степени “бессмертными” стали имена Митрофана, Скотинина, Простаковой. Подлинный переворот совершил Фонвизин в области комедийного языка.

Конечно, черты предшествующей традиции еще живут в его пьесах. Речь многих его героев заранее задана спецификой образа. Бригадир всюду, даже в любовных объяснениях, пользуется военной терминологией, Иван сыплет галлицизмами, Кутейкин церковнославянизмами, немец Вральман говорит с немецким акцентом. Но гораздо важнее другое – обращение писателя к живому разговорному языку, к просторечию, к вульгаризмам со всеми их отклонениями от “правильной” литературной речи. “В “Бригадире”, – писал П. А. Вяземский, – в первый раз услышали на сцене нашей язык натуральный, остроумный…” Особенно это относится к речи Бригадирши, что сразу же было замечено одним из слушателей пьесы, Никитой Паниным: “Я удивляюсь Вашему искусству, – сказал он автору, – как Вы, заставя говорить такую дурищу во все пять актов, сделали, однако, ее роль, столь интересною, что все хочется ее слушать”.

В “Недоросле” особенно колоритны речи Тришки, Простаковой, Скотинина, Еремеевны. Фонвизин сохраняет все неправильности языка своих невежественных героев: “первоет” вместо первый-то, “робенка” – вместо ребенка, “голоушка” – вместо головушка, “котора” – вместо которая. Удачно использованы пословицы и поговорки типа “суженого конем не объедешь”, “белены объелся”, “пострел их побери”, “что ты бабушку путаешь”.

Грубую, распущенную натуру Простаковой хорошо раскрывают употребляемые ею вульгаризмы: “А ты, бестия, остолбенела, а ты не впилась братцу в харю, а ты не раздернула ему рыла по уши”. Фонвизин дорожит редкими, но колоритными выражениями, подмеченными им в народной речи: “индо пригнуло дядю к похвям потылицею” (т. е. затылком к надхвостному ремню от седла). Еремеевна угрожает Скотинину: “Я те бельмы то выцарапаю… У меня и свои зацепы востры!”.

Последнюю фразу Фонвизин услышал на улице в перебранке двух баб. Языковая практика Фонвизина ведет к комедиям Гоголя и пьесам Островского. “Все лица у Фонвизина, – писал Чернышевский, – говорят почти везде превосходным языком, который в большей части мест не потерял еще и теперь своего эстетического достоинства, а историческую свою ценность сохранит навсегда”