“…Умнее я ничего не читывал по-русски”
О пьесе Гоголя “Театральный разъезд после представления новой комедии”
Это произведение, как известно, написано по поводу другого произведения – комедии ” Ревизор“, поставленной впервые 19 апреля 1836 года в петербургском Александринском театре. Хотя название комедии ни разу не упомянуто в “Театральном разъезде…”, его текст с замечательной полнотой и верностью воспроизводит те суждения, которые породило это событие; передана и сама атмосфера общественного возбуждения, зафиксирована и гоголевская реакция на все происходящее.
Пьеса о пьесе
Тем самым “Театральный разъезд…” подключается к традиции особых произведений, которые можно определить как “тексты о текстах”. Иногда это не все произведение, но лишь его часть, фрагмент. Так, в повести Н. А. Полевого “Живописец” (1833), возможно, известной Гоголю, представлена драматическая сценка: многочисленные зрители на вернисаже – Генерал, Щеголь, Меценат, Сухощавый знаток, Femme savante (Ученая женщина) и другие – в присутствии самого художника обсуждают его задушевное творение, и эти суждения, подчас довольно близорукие, задевают и глубоко ранят его авторское чувство.
Генеалогию “Театрального разъезда…” как драматического произведения можно определить еще точнее – это Пьеса о пьесе : его образцом, как давно уже было замечено, могла послужить мольеровская “Критика на школу женщин” ( Веселовский Ал. Западное влияние в новой русской литературе. Сравнительно-исторические очерки. М., 1883. С. 169), то есть “La Critique de l’Ecole des femmes” (1663), в современном переводе названия – “Критика “Школы жен””.
Несмотря на то, что первая русская постановка пьесы состоялась лишь в 1842 году (в петербургском Александринском театре), а издана она была в русском переводе и того позже (1884), знакомство Гоголя с нею вполне вероятно.
Бросается в глаза сходство обвинений, которые выдвинуты собеседниками против “Школы жен” и соответственно будут выдвинуты позднее против не названного в “Театральном разъезде…” “Ревизора”: мол, это оскорбление приличий, низость насмешек, нарушение правил, завещанных еще античными авторитетами – Аристотелем и Горацием. С другой стороны, защита “Школы жен” – ее ведут главным образом Дорант и Урания – строится на противопоставлении высокого смеха паясничанью (ср. у Гоголя – противопоставление смеха, излетающего “из светлой природы человека”, смеху желчному или легкому); строится на утверждении эстетической равнозначимости комедии и трагедии; наконец, на приоритете творчества над правилами: “Если я увлечена, – говорит Урания, – я не спрашиваю себя разрешают правила Аристотеля мне тут смеяться или нет”.
В то же время на фоне мольеровской традиции заметна принципиальная новизна построения “Театрального разъезда”, кажется, не обратившая на себя необходимого внимания.
Что такое “разъезд”?
В связи с постановкой в 1831 году “Горя от ума” Грибоедова, пьесы хорошо знакомой Гоголю, один из рецензентов (Н. И. Надеждин) отметил, что она поразила “затейливою новостью – небывалой на нашем театре сценой разъезда” . Не оставил без внимания финал “Горя от ума” и другой критик – П. А. Вяземский: “Явление разъезда в сенях, сие последнее действие светского дня хорошо и смело новизною своею.
На театре оно живописно и очень забавно” ( Вяземский П. А. Эстетика и литературная критика. М., 1984. С. 224). И вот выясняется любопытный эпизод литературной преемственности: Гоголь применил эту “новость” к театральному действу в целом, зафиксировав ее в самом названии произведения (“разъезд”) и сохранив или видоизменив соответствующие сценические атрибуты: у Грибоедова – “парадные сени, большая лестница из второго жилья” и так далее; у Гоголя – “сени театра”, “лестницы, ведущие в ложи и галереи” и так далее.
Оба произведения, говоря словами И. В. Киреевского, сказанными по другому поводу, “развивают последствия дела, уже совершенного”: в первом случае – вечера у Фамусова и поведения на нем Чацкого; во втором – премьеры “новой комедии”; при этом ситуация “разъезда” придает этому развитию небывалый драматизм.
В самом деле: место действия “Критики “Школы жен”” – Дом Урании в Париже, своеобразный художественный салон, где обсуждается недавний спектакль в Пале-Рояле. Высказываемые здесь мнения – непосредственные, живые, но они все же имели хоть какое-то время отстояться и оформиться. В “Театральном разъезде…” мнения подхвачены буквально на лету, вразброд, в резком и стихийном столкновении друг с другом (мотив, подытоженный в финале, в заключительном монологе Автора: “Мир, как водоворот: движутся в нем вечно мнения и толки…”).
Если театральный зал, Театр символизирует единство, пусть временное и порою кажущееся, когда “целой толпе, целой тысяче народа за одним разом читает живой полезный урок” (слова Гоголя из статьи “Петербургская сцена в 1835-1836 гг.”), то “театральный Разъезд ” знаменует уже конец этого единства и раздробление интересов, мнений и чувств. Он таким образом вполне отвечает гоголевскому мироощущению вообще: люди пребывают пока еще “на дороге и на станции, а не дома” (письмо к А. О. Смирновой, датируемое 27 января н. ст. 1846 г.).
Вслед за “Критикой “Школы жен””, а также другой мольеровской “пьесой о пьесе” – за “Версальским экспромтом” (“L’Impromptu de Versailles”, поставлен в 1663-м, первое русское издание – 1881) – “Театральный разъезд…” демонстрирует различные суждения, касающиеся сущности и природы комического, особенно его современного проявления. Многие из этих суждений вполне аутентичны, развивая теоретическое содержание таких гоголевских работ, как “Петербургские записки…” и “Петербургская сцена…”. Равнодействующая этих суждений образована стремлением “вывести законы действия из нашего же общества” (фраза из “Петербургской сцены…”); отсюда провозглашение общей завязки и поиски новых вариантов действия, построенного не на любовной интриге, а на вполне практичных и корыстных стимулах – на “электричестве” чина, денежного капитала, выгодной женитьбы, на стремлении “достать выгодное место” и так далее.
Гоголь определял эти стимулы в созвучии с современной ему критикой меркантильного и утилитарного умонастроения: так очевидна параллель между только что приведенными положениями и описанием “железного века” в “Последнем поэте” (опубл. 1835) Е. А. Баратынского:
В сердцах корысть и общая мечта Час от часу насущным и полезным Отчетливей, бесстыдней занята.
Кроме того, Гоголь учитывал и соображения, высказанные В. П. Андросовым как рецензентом “Ревизора”: “Изобразите нам не отрывок из жизни некоторых людей… но отрывок из тех нравов, которые более или менее составляют Черты современной физиономии общества ” (Московский наблюдатель. 1836. Май. Кн.
1. С. 123; курсив наш. – Ю. М. ). Однако при этом теоретическую направленность гоголевской пьесы отличает радикализм формулировок, доведенных до программных требований в отношении структуры современной комедии, например, в отношении уже упомянутой выше “общей завязки”, которая должна охватить всех персонажей, от главных до третьестепенных, и создать единое комедийное действо.
Радикализмом отмечено и гоголевское решение вопроса о соотношении традиций новой и античной (новоаттической) комедии. К тому времени в русской критике уже наметился живой интерес к Аристофану как представителю новоаттической комедии, однако в “Театральном разъезде…” этот интерес оформился в четкое положение: именно Аристофан создал тот образец комедии, которому должны следовать современные комики: “В самом начале комедия была общественным, народным созданием. По крайней мере, такою показал ее сам отец ее, Аристофан”
Твір на тему: “…Умнее я ничего не читывал по-русски”
“…Умнее я ничего не читывал по-русски”