Военная лирика Твардовского

Война – жесточе нету слова. Война – печальней нету слова Война – святее нету слова

В тоске и славе этих лет. И на устах у нас иного Еще не может быть и нет.

А. Т. Твардовский С июня 1941 года Александр Твардовский начинает работу в редакции газеты Юго-Западного фронта “Красная Армия”. Он пишет стихи, очерки, фельетоны, статьи, песни, заметки.

К сожалению, тетрадка с записями Твардовского о первых месяцах работы пропала. Но остались строки, запечатлевшие первые дни войны, – самого страшного и горестного периода Великой Отечественной. То была печаль большая, Как брели мы на восток. Шли худые, шли босые

В неизвестные края, Что там, где она, Россия, По какой рубеж своя?

Памятником тех лет стала книга “Василий Теркин”. Это книга о “правде сущей, правде, прямо в душу бьющей”. В одной из глав, “Переправа”, поэт пишет о том, что “бой идет не ради славы – ради жизни на земле”, вселяя в бойцов сознание святости и правоты их дела. Работая над поэмой, Твардовский ставил определенную цель: помочь фронтовику преодолеть трудности войны, облегчить и хоть как-то скрасить его суровый быт, вселить чувство веры в свои силы и возможности.

Весной 1942 года Твардовский пишет стихотворение “Партизанам Смоленщины”. Народ воспринял его как весть об освобождении, первую искру надежды. Смоленщина – родина поэта, и можно понять, чего стоили эти строки Твардовскому.

Каждое слово – крик души, боль сердца: Я б вовеки грабителям Не простил бы твоим,

Что они тебя видели Вражьим оком пустым; Что земли твоей на ноги

Зацепили себе; Что руками погаными Прикоснулись к тебе;

Что уродливым именем Заменили твое; Что в Днепре твоем вымыли Воровское тряпье… Поэма Твардовского “Дом у дороги” начинает печататься со 2 декабря 1943 года.

После вступления, завершившегося грозной строкой: “Гром грянул – началась война…” – следовала глава “Голошение”. Строки этой главы напоминали давний плач-голошение, когда вся деревня Черново огласилась воплями женщин. В главе “Беженцы” рассказано о бесконечном людском потоке, что “на восток от фронта гнал колеса”. Глава “Гостинчик” повествует о тех же горестных воспоминаниях страшных дней отступления. Поэт говорит о невозможности забыть те муки: “Нет, мать, сестра, жена, И все, кто боль изведал, Та боль не отмщена И не прошла с победой”.

Закончена была поэма уже после войны. И заканчивает ее поэт страстным призывом: “Не Забывать!” Прошла война, прошла страда,

Но боль взывает к людям: Давайте, люди, никогда Об этом не забудем. В творчестве Твардовского военной поры очень примечательна детская тема. С особой пристальностью вглядывается поэт в женские и детские судьбы, с невыразимой болью и с нескрываемой печалью думает о них.

Это и “жена командира, бежавшая из Минска с детьми в ночь первой жестокой бомбежки”; и “мальчик, везущий на саночках мать, тяжело раненную, когда шел бой за их деревню”; и “девочка с ребенком на руках у трупа матери”. Великое множество строк в стихах и прозе написано о войне, но ничего пронзительнее, чем строки “Возмездия” Твардовского, читать не доводилось: И суд наш праведный суров, И места нет пощаде.

И не у нас ее проси, Мы будем мертвых глуше. Проси у тех, чьи на Руси Сгубил безвинно души. Проси у девочки у той,

Что, в дула ружей глядя, Спросила с детской простотой: – Чулочки тоже, дядя? – У той, худое тельце чье У края рва поставил. Проси пощады у нее,

А мы щадить не вправе. В стихотворении “Я убит подо Ржевом” поэт выбирает форму написания от первого лица. Это наиболее соответствует идее стихотворения, воспевающего единство павших и живых.

Монолог воина, с нарастающей эмоциональностью повествующего о собственной гибели “летом, в сорок втором”, достигает наивысшего накала в таких строках: Нет, неправда. Задачи Той не выиграл враг! Нет же, нет!

А иначе Даже мертвому – как? Погибший солдат видит себя лишь “частицей народного целого”, и его волнует все, что свершилось потом, после него.

Он говорит: Я вам жить завещаю, – Что я больше могу? Эту высокую ответственность перед памятью погибших, ответственность за то, как человек распорядился своей судьбой, выкупленной у Смерти ценой жизни другого, поэт ощущает очень остро. Не в этом ли исток той гражданской позиции, за верность которой кто-то из писателей назвал Твардовского “совестью послевоенной литературы”. До конца своих дней Александр Трифонович Твардовский пронес как бы чувство смущения своей судьбой и судьбой тех, кто вернулся живыми из страшной круговерти войны.

Он писал: Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше, кто моложе – Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, – Речь не о том, но все же, все же, все же..