Жаркое лето Лескова
Парадокс, но факт: в литературной судьбе скандал или хотя бы нечто скандальезное таланту не только не мешают – полезны!
Вот восход “солнца нашей поэзии” – юный чиновник коллегии иностранных дел, коллежский секретарь Пушкин А. С., широко известный в узких кругах, печатает поэму “Руслан и Людмила”. Невинное сочинение, ныне его детям едва ли с младенческого возраста читают как образец родной классики. А тогда не приглянулось какими-то своими стилевыми исканиями деятелям из влиятельного журнала “Вестник Европы”, рецензент которого восклицал: “…позвольте спросить: если бы в Московское благородное собрание как-нибудь втерся (предполагаю невозможное возможным) гость с бородою, в армяке, в лаптях и закричал бы зычным голосом: Здорово, ребята! Неужели бы стали таким проказником любоваться?”
Реакционеры! – клеймили таких Клеветников Пушкина в советское время. Однако – интересное дело! Чтобы узнать ругательные отзывы современников о “Руслане и Людмиле”, нам не надо тащиться в фундаментальные библиотеки и пытаться получить там раритеты почти двухсотлетней давности.
О потомках позаботился сам автор, процитировав наиболее жесткие высказывания о своей поэме в предисловии к ее второму изданию (а оно теперь воспроизводится во всех собраниях сочинений Пушкина).
Потому что он знал: брань не только на вороту не виснет, а, может быть, даже серебрит его морозной пылью неприятия, уподобляя драгоценности. Вспомните поэмку! Первый ученый биограф Пушкина, Павел Васильевич Анненков сохранил такую историю о нем – в ответ на упреки семейства в “излишней распущенности” Александр Сергеевич ответил формулой, которую трудно оспорить: Без шума никто не выходил из толпы.
Этот пушкинский урок хорошо усвоил Достоевский, может быть, даже слишком хорошо – а ну как на Семеновском плацу оказалось бы очень плохо?!
Скандал сопутствовал и молодому писателю Лескову. Причем особый скандал, истинно по-лесковски с неожиданностями.
Николай Семенович вступал в литературу человеком зрелым, ему уже было под тридцать, а за плечами – разнообразный трудовой опыт.
Приехав в Петербург в начале 1861 года, Лесков успел познакомиться здесь с полуопальным Тарасом Шевченко, вскоре скончавшимся. Публикует в журнале “Отечественные записки” (№ 4) ранее написанные “Очерки винокуренной промышленности (Пензенская губерния)”, на оттиске которых впоследствии сделал надпись: “Лесков 1-я проба пера. С этого начата литературная работа (1860 г.)”. Примечательное, между прочим, сочинение: в нем сочетаются соответствующие статистические таблицы и живые социально-психологические наблюдения, а один из эпиграфов взят из Салтыкова-Щедрина, молодого, но уже знаменитого (тоже имевшего на жизненном пути свой литературный скандал).
В этом же году Лесков успевает пожить в Москве, разъехаться с женой и вернуться в Петербург.
1862 год начинается у Лескова сотрудничеством с газетой “Северная пчела”. Издание с известной репутацией, неотъемлемой от имени Булгарина и Греча: “Пчелка”, как ее называли – но с разными интонациями: и ласково, и презрительно… Если кто забыл – любимая газета Авксентия Ивановича Поприщина и вообще популярнейшая российская газета, во времена Пушкина огромный тираж – до десяти тысяч, единственная из частных, которой дозволено печатать политические новости…
Конечно, в 1862 году “Пчелка” не та, что во времена Булгарина. Сам Фаддей Венедиктович уже в иных пространствах, у газеты новый владелец… Лесков становится хроникером газеты, очень деятельным, много пишет о проблемах внутренней политики, часто бесподписно (атрибуции – одна из главных проблем лесковистики), и к маю оказывается среди лидеров тогдашней петербургской публицистики.
Заявляет он о себе и как беллетрист – в журнале “Век” за подписью “М. Стебницкий” (основное лесковское литературное имя в 1860-е годы) публикует рассказ “Погасшее дело (Из записок моего деда)” (впоследствии – “Засуха”). Произведение замечательное, в нем уже виден Лесков; правда, на долгие десятилетия оно было позабыто и лишь недавно появилось в Полном собрании сочинений (см.
Твір на тему: Жаркое лето Лескова
Жаркое лето Лескова