Честь и место
Н Етрудно заметить, что исследование сюжетов по методу Польти имеет свои ограничения, главное из которых – необходимость выделить в художественном произведении главную тему. Если в драматических сочинениях (а Польти работал главным образом с ними) это более или менее возможно, то сюжет в прозе – пусть не рассказа, но повести, романа – чаще всего представляет собой соединение нескольких мотивов, среди которых назвать ключевой затруднительно. Совершенное художественное творение так же многообразно, как сама жизнь, а что в жизни главное, что второстепенное – едва ли кто-то рискнет сказать.
Если необходимы хрестоматийные примеры, назовем последний пушкинский шедевр – Роман ” Капитанская дочка” (1836).
Примерами из этой небольшой по числу страниц книжки можно снабдить многие Драматические положения Из списка Польти, и в дальнейшем я не раз вспомню о “Капитанской дочке”, например в связи с сюжетом “препятствия в любви” .
Но не только наши рабочие “36” здесь к месту. Роман (бессмертное произведение) Пушкина вбирает в себя все Четыре истории, которые выделяет Борхес как универсальные сюжеты мировой литературы.
Как помним, первой великий аргентинец называет историю “об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои” . В “Капитанской дочке” тема крепости, ее защиты – одна из центральных, что получает отражение и в названиях некоторых глав – “Крепость”, “Приступ”, “Осада города”, “Мятежная слобода”. Очень важно, что Борхес не делит противоборствующие стороны на праведную и злокозненную. Все – герои, и столкновение разных правд поэтому особенно драматично. Это видим и в “Капитанской дочке”.
Разве Пугачев только “вор и самозванец”, как назвал его отважный капитан Миронов?! Недаром удивляется Гринев этому “странному сцеплению обстоятельств”: “пьяница, шатавшийся по постоялым дворам, осаждал крепости и потрясал государством”!
Внося в “семейственные записки” (6, 325) Гринева ставшие знаменитыми в бесконечных русских спорах слова: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!” – Пушкин не забывает передоверить своему герою и другое важнейшее для него суждение: “…лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений”.
“Я приехал в Казань, опустошенную и погорелую,- рассказывает Гринев. – Таков был след, оставленный Пугачевым!” Вот итог истории о битве за город. Герои есть – нет города.
Нет победы!
Пусть русская крепость выглядит смешно: “деревушка, окруженная бревенчатым забором”. Но в этой фортеции живут достойные – и очень миролюбивые – люди.
Вторая, по Борхесу, история – история о возвращении – тоже есть в “Капитанской дочке”. Она начинается тем, что Недоросль Петруша Гринев, еще до рождения возведенный в сержанты гвардии, мастерит воздушного змея из географической карты. И как Одиссей воротился, “пространством и временем полный”, так Гринев, оторванный от географической карты (а герой романа “Странник” пушкинского современника Александра Вельтмана ухитрялся путешествовать именно по ней) и отправленный отцовской волей в реальное российское пространство – в “сторону глухую и отдаленную”, – свершает свой круг познания, чтобы воротиться в отчий Дом.
И хотя событие этого возвращения остается за рамками повествования, оно очень красноречиво.
“”Капитанская дочка” – роман о бегстве дворянина в мещане, от долга к счастью, из истории в семью”, – пишет С. Лурье (Аврора. 1979. № 6. С. 75). Пушкинист М. Еремин отмечает важную подробность повествования: гриневское наследство оказалось весьма скромным – это “село, принадлежащее десяти помещикам” (!)…
Третью историю – Историю о поиске – Борхес считает вариантом предыдущей, но в нашем произведении и она есть. Особенно важно, что у Гринева идет поиск самого себя, долгий процесс становления самосознания.
Вспомним, как защищал он свою честь поначалу – грубо требуя денег у Савельича, чтобы отдать бильярдный долг Зурину. И как пришел он к глубинному осознанию смысла чести. Во время допроса в Следственной комиссии, объясняясь, Гринев вдруг почувствовал “непреодолимое отвращение”: “Мне пришло в голову, что если назову ее (Машу. – С. Д. ), то комиссия потребует ее к ответу; и мысль впутать имя ее между гнусными наветами злодея и ее самую привести на очную ставку – эта ужасная мысль так меня поразила, что я замялся и спутался”.
Защита собственной чести неотъемлема от признания чести другого человека, ее уважения, ее защиты. А кроме того, здесь Пушкин раскрывает драматический парадокс самосознания человека, что выводит нас к четвертой борхесовской истории – О самоубийстве Бога.
Иисусу Христу для того, чтобы воскреснуть, необходимо было умереть распятым. Самозванец Пугачев, объявив себя справедливым правителем, кончил многими злодействами и разоренными городами – это травестированный вариант вечной истории. Но и Гринев, старающийся жить по пословице: “Береги честь смолоду”, также оказался перед ключевым выбором.
По мнению его отца, целью пугачевского бунта было “ниспровержение престола и истребление дворянского рода”. И вот пережитое его сыном в годину пугачевщины привело к тому, что Петруша, едва дослужившись до прапорщика, покинул военную, служилую стезю, что, собственно, и составляло высокую суть дворянства.
Мир оказался слишком тесен для осуществления закона чести. “Честь и место” , – говорит Пугачев Гриневу, предлагая ему сесть рядом с ним в застолье. Но в ключевом смысле всего романа эти традиционные слова приглашения наполняются особым значением. Чтобы сохранить Честь в чистоте, необходимо отказаться от места.
И не только рядом с самозванцем. В книге не раз вспоминаются подробности гриневской родословной, где не оказывалось людей, гнущихся перед чинами, обстоятельствами и соблазнами земной власти. “…не требуй того, что противно чести моей и христианской совести”, – говорит Гринев Пугачеву, еще не подозревая, что таким образом он развивает знаменитое отцовское напутствие, чтобы передать его не рожденным еще сыновьям своим.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)Твір на тему: Честь и место
Честь и место