Время все отчетливее выявляет масштабы художественного мира Б. Пастернака. Высшей мерой проявления жизни, носительницей ее смысла была для поэта природа. Жизнь, пьянящая радость ощущения единения во всем живом – в цикле стихотворений “Весна”. Поэт восторженно удивляется новому расцвету природы.
Книга “Сестра моя – жизнь”, вышедшая в 1922 году, парадоксально совмещает поэтику футуризма с романтической традицией. “Сестра моя – жизнь” – своеобразный любовный роман, роман в стихах, состоящий из одних лирических отступлений. О поступках людей почти ничего не говорится, повествовательное начало сведено к минимуму. Природа же в стихах Пастернака одухотворена, наделена свойствами субъекта. Она становится действующим лицом наравне с человеком.
Человек лишь выражает словами действия, поступки природы. Композиторское умение Пастернака в звуке передавать и внешний, и внутренний мир приводит у него к тому, что подчас звучание, а не привычное значение слов определяет у поэта отбор этих образов: Отростки ливня грязнут в гроздьях
И долго, долго, до зари Кропают с кровель свой акростих, Пуская в рифму пузыри. (“Поэзия”, 1922)
Шум дождя и звук падающих капель в этих строчках чувствуешь, можно сказать, губами и кончиком языка, и, не ощущая этого, трудно объяснить, почему у ливня появились “отростки”, которые “грязнут в гроздьях” садовых растений. Философичность стихов Пастернака заключается в том, что они разрешают самую важную проблему XX века – проблему трагического разлада человека и мира, ставшего для человека враждебным и лишенным смысла. Действительно, прекрасная и могучая природа современному человеку, не находящему более поддержки в вере, видится равнодушной, даже жестокой: стихийные бедствия, эпидемии, космические катаклизмы, кажется, в любой момент готовы стереть людей с лица земли.
Природа равнодушна к человеку – но не у Пастернака. Окружающий мир пронизан человеческой эмоцией, и уже поэтому не может быть чужд человеку. Поэтическое сравнение и метафора оказываются превосходным средством сближать человеческое и природное, одухотворять внешний мир и растворять в природе – внутренний. Если для акмеистов многовековая культура служила спасительным убежищем от небытия и вселенского хаоса, источником смысла в этом мире, то Пастернак живет чувством своей причастности всему миру, в том числе и не “окультуренному” человеческой жизнедеятельностью: Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою, Объятый дрожью сокровенной В слезах от счастья отстою. (“Когда разгуляется”, 1956). Мотив дождя, являющийся центральным в книге “Сестра моя – жизнь”, неоднократно встречающийся в ряде стихотворений, подчас с определением “весенний”, символизирует оживление, возрождение, любовь.
Пастернаковский “весенний дождь” пробуждает аналогии с библейским образом живой воды. Вот стихотворение из цикла “Развлечения любимой”, помещенного в книге “Сестра моя – жизнь”. Оно переполнено счастливой любовью и является ее своеобразной формулой.
Название цикла, название стихотворения, первая строфа позволяют представить себе следующее: герой вдвоем со своей любимой, в лодке, отдыхает, вокруг летнее цветение природы. То ли сердце колотится от волнения, то ли лодка покачивается на волнах, но все существо героя переполнено ощущением счастья, любви и главное – нешуточности, серьезности и торжественности этой любви. О последнем говорит обращенное то ли к спутнице, то ли к читателю восклицание-предупреждение: …о, погоди! Это ведь может со всяким случиться!
Счастливый полдень любви по своей значимости для человека не уступает тайне звездного неба, всей мощи истории и культуры (“Гераклу громадному”), наконец, всей бездне прошедшего и будущего времени (на щелканье славок – небольших певчих птичек, вроде воробьев, – можно промотать целые века, лишь бы “она” была рядом). Четырехстопный дактиль с дактилическими же окончаниями (во второй и третьей строфах) хорошо передает “заклинательные” интонации предельно взволнованной речи. Напор внутреннего волнения такой, что пятикратный повтор конструкций с ключевым словом “это” (“это ведь значит…” и др.) не оставляет впечатления поэтического приема, а кажется вполне понятным нежеланием произносить вслух слово “любовь”, так много значащее для героя. Обратим внимание также на знаменитые пастернаковские метафоры, соединенные с метонимией: “лодка колотится”, да еще не где-то, а в “сонной груди”; “ивы целуют” не только героя (и героиню), но и лодку (уключины) – поистине “все во мне – и я во всем” (Ф. Тютчев).
Стихотворение на редкость музыкально. Первые три строчки построены на звуках “л”, “д”, и “и” – так и слышится сонное колыхание воды. Начало второй строфы пронизывает поющее “э”: Этим вЕдь в пЕснЕ тЕшатся всЕ.
Это вЕдь значит – пЕпЕл сирЕнЕвый… Нарядное слово “роскошь” как бы продолжается своими звуками в последующем: словосочетании “кРоШеной РомаШКи в Росе”. В последней же строфе “л” и “р” напоминают о щелканье славок. В лирике Пастернака предстает мир, утративший устойчивость.
Одна из важнейших тем в творчестве этого времени – место человека в истории, которая представлена хаосом: И хаос опять взлетает на свет, Как во времена ископаемых.