Китайские стихи Николая Гумилева
Версификационная поэтика цикла
1
Как никто другой в русской поэзии преданный музе дальних странствий Николай Гумилев никогда не бывал в Китае и вообще на Дальнем Востоке, тем не менее в пестром калейдоскопе его экзотической поэзии “Китайские стихи” занимают свое законное почетное место.
Практически весь цикл был написан во время последнего пребывания поэта в Париже, куда он явился из Петрограда через Лондон 1 июля тысяча девятисот семнадцатого года в распоряжение военного комиссара Временного правительства России генерала Зенкевича и некоторое время тщетно ожидал отправки сначала на Салоникский, а затем, после Октябрьской революции, на Персидский фронт. Здесь он пережил очередную безответную любовь, познакомившись с “Синей звездой”, “девушкой с газельими глазами” Еленой Дюбуше, которая предпочла ему богатого американца (“Зачем Колумб Америку открыл?”), много и упорно работал над своими поэтическими и прозаическими произведениями и как всегда активно посещал выставки, художественные салоны и поэтические вечера французской столицы, общался с широким кругом деятелей культуры, в частности познакомился и сдружился с выдающимися русскими художниками Н. Гончаровой и М. Ларионовым, оказавшими на него плодотворное влияние как раз в плане приобщения к восточной культуре, о чем красноречиво свидетельствует посвященное им стихотворение в редкой строфической форме “пантума”:
Восток и нежный и блестящий В себе открыла Гончарова, Величье жизни настоящей
У Ларионова сурово.
В себе открыла Гончарова Павлиньих красок бред и пенье, У Ларионова сурово
Железного огня круженье.
Павлиньих красок бред и пенье От Индии и Византии, Железного огня круженье – Вой покоряемой стихии.
От Индии до Византии Кто дремлет, если не Россия? Вой покоряемой стихии – Не обновленная ль стихия?
Кто дремлет, если не Россия?
Кто видит сон Христа и Будды? Не обновленная ль стихия – Снопы лучей и камней груды?
Кто видит сон Христа и Будды, Тот стал на сказочные тропы. Снопы лучей и камней груды – О, как хохочут рудокопы!
Тот встал на сказочные тропы В персидских, милых миньятюрах. О, как хохочут рудокопы
Везде, в полях и шахтах хмурых.
В персидских, милых миньятюрах, Величье жизни настоящей. Везде, в полях и шахтах хмурых Восток и нежный, и блестящий.
(“Гончарова и Ларионов”. Пантум, тысяча девятисот семнадцатого. г. Париж)
При жизни поэта стихотворение не публиковалось. Оно стало известным со слов Михаила Лозинского. Как видим, перед нами отнюдь не изящная безделица, а концептуально значимое произведение, трактующее извечную проблему о месте России между Востоком и Западом, между Индией и Византией, между Буддой и Христом.
Все эти судьбоносные символы упорным повторением в чередующихся строках исподволь внедряются в наше сознание. Косвенным образом прозвучал и далеко не риторический вопрос о грозных событиях, разыгравшихся на родине поэта за время его отсутствия: “Не обновленная ль стихия – // Снопы лучей и камней груды?” Восемь строф стихотворения, соединившись в единое кольцо, образовали своего рода “венок”, символизирующий замкнутость историко-географического хронотопа России. Четные стихи последней строфы закономерно совпали с нечетными – первой.
2
Синэстезическая рокировка поэтического слова и живописи, а точнее, их органический сплав всегда отличали идиостиль Гумилева. Так, уже под детским рисунком поэта мы видим его самый ранний опыт в стихотворческом искусстве: “Уже у гидры семиголовой // Одна скатилась голова // И наезжал Геракл суровый // Весь золотой под шкурой льва”
Твір на тему: Китайские стихи Николая Гумилева
Китайские стихи Николая Гумилева