Мифология сада в последней комедии Чехова

1

Бунин, трепетно относившийся к Чехову как личности и признававший особенную “органичность” творений Чехова-прозаика, не любил чеховских пьес. Свои позднейшие “Воспоминания” (1950) он открыл иронической “заметкой”, в которой доказывал бытовую несостоятельность последней чеховской комедии. “…Чехов, имевший весьма малое представление о дворянах-помещиках, о дворянских усадьбах, о их садах, но еще и теперь чуть не всех поголовно пленяющий мнимой красотой своего “вишневого сада””, исказил, по мысли Бунина, живые реалии русской поместной жизни.

“Я рос, – вспоминает Бунин, – именно в “оскудевшем” дворянском гнезде. Это было глухое степное поместье, но с большим садом, только не вишневым, конечно, ибо, вопреки Чехову, нигде не было в России садов Сплошь вишневых: в помещичьих садах бывали только Части Садов, иногда даже очень пространные, где росли вишни, и нигде эти части не могли быть, опять-таки вопреки Чехову, Как раз возле господского дома, и ничего чудесного не было и нет в вишневых деревьях, совсем некрасивых, как известно, корявых, с мелкой листвой, с мелкими цветочками в пору цветения (вовсе не похожими на то, что так крупно, роскошно цветет как раз под самыми окнами господского дома в Художественном театре); совсем невероятно к тому же, что Лопахин приказал рубить эти доходные деревья с таким глупым нетерпением, не давши их бывшей владелице даже выехать из дому: рубить так поспешно понадобилось Лопахину, очевидно, лишь затем, что Чехов хотел дать возможность зрителям Художественного театра услыхать стук топоров, воочию увидеть гибель дворянской жизни, а Фирсу сказать под занавес: “Человека забыли…””

А неизбежное превращение “сада” в персонаж драматической мифологии и вовсе, по Бунину, делает чеховскую комедию “просто несносной”: “Раневская, будто бы помещица и будто бы парижанка, то и дело истерически плачет и смеется: “Какой изумительный сад! Белые массы цветов, голубое небо! Детская! Милая моя, прекрасная комната! (Плачет.) Шкапик мой родной! (Целует шкап.) Столик мой!

О, мое детство, чистота моя! Белый, весь белый сад мой!” Дальше – точно совсем из “Дяди Вани” – истерика Ани: ” Мама! Мама, ты плачешь?

Милая, добрая, хорошая моя мама, моя прекрасная, я люблю тебя… я благословляю тебя! Вишневый сад продан, но не плачь, мама! Мы насадим новый сад, роскошнее этого, и радость, тихая, глубокая радость, опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься, мама!” А рядом со всем этим – студент Трофимов, в некотором роде “Буревестник”: “Вперед! – восклицает он. – Мы идем неудержимо к яркой звезде, которая горит там, вдали!

Вперед! Не отставай, друзья!” Раневская, Нина Заречная… Даже и это: подобные фамилии придумывают себе провинциальные актрисы”