Сергею Есенину

p> Вы ушли, как говорится, в мир в иной. Пустота… Летите, в звезды врезываясь. Ни тебе аванса, ни пивной. Трезвость.

Нет, Есенин, это не насмешка. В горле горе комом – не смешок. Вижу – взрезанной рукой помешкав, собственных костей качаете мешок. – Прекратите! Бросьте! Вы в своем уме ли?

Дать, чтоб щеки заливал смертельный мел?! Вы ж такое загибать умели, что другой на свете не умел. Почему?

Зачем? Недоуменье смяло. Критики бормочут: – Этому вина то… да се… а главное, что смычки мало, в результате много пива и вина. – Дескать, заменить бы вам богему классом, класс влиял на вас, и было б не до драк. Ну, а класс-то жажду заливает квасом? Класс – он тоже выпить не дурак.

Дескать, к вам приставить бы кого из напостов – стали б содержанием премного одаренней. Вы бы в день писали строк по сто, утомительно и длинно, как Доронин. А по-моему, осуществись такая бредь, на себя бы раньше наложили руки. Лучше уж от водки умереть, чем от скуки! Не откроют нам причин потери ни петля, ни ножик перочинный.

Может, окажись чернила в “Англетере”, вены резать не было б причины. Подражатели обрадовались: бис! Над собою чуть не взвод расправу учинил. Почему же увеличивать число самоубийств?

Лучше увеличь изготовление чернил! Навсегда теперь язык в зубах затворится. Тяжело и неуместно разводить мистерии. У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга подмастерье. И несут стихов заупокойный лом, с прошлых с похорон не переделавши почти.

В холм тупые рифмы загонять колом – разве так поэта надо бы почтить? Вам и памятник еще не слит, – где он, бронзы звон или гранита грань? – а к решеткам памяти уже понанесли посвящений и воспоминаний дрянь. Ваше имя в платочки рассоплено, ваше слово слюнявит Собинов и выводит под березкой дохлой – “Ни слова, о дру-уг мой, ни вздо-о-о-о-ха”.

Эх, поговорить бы иначе с этим самым с Леонидом Лоэнгринычем! Встать бы здесь гремящим скандалистом: – Не позволю мямлить стих и мять! – Оглушить бы их трехпалым свистом в бабушку и в бога душу мать! Чтобы разнеслась бездарнейшая погань, раздувая темь пиджачных парусов, чтобы врассыпную разбежался Коган, встреченных увеча пиками усов. Дрянь пока что мало поредела. Дела много – только поспевать.

Надо жизнь сначала переделать, переделав – можно воспевать. Это время – трудновато для пера, но скажите вы, калеки и калекши, где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанной и легше? Слово – полководец человечьей силы.

Марш! Чтоб время сзади ядрами рвалось. К старым дням чтоб ветром относило только путаницу волос. Для веселия планета наша мало оборудована. Надо вырвать радость у грядущих дней.

В этой жизни помереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней.