Тема поэта и поэзии в лирике Пушкина и Лермонтова

Пушкин и Лермонтов – великие русские поэты. В своем творчестве каждый из них достиг вершин мастерства. Поэтому так интересны и важны их мысли о поэте и поэзии, о месте писателя в обществе. Мысли эти выстраданы, подчеркнуто независимы от мнений “светской черни” (стихотворения Пушкина “Разговор книгопродавца с поэтом”, “Поэт и толпа”, “Поэту” и др.).

Кто же такой поэт в представлении Пушкина и Лермонтова? Поэт – это избранник неба (Лермонтов о себе: “Нет, я не Байрон, я другой / Еще неведомый избранник…”), наперсник богов (вспомним стихотворение “Дельвигу” Пушкина: “”наперснику богов” не страшны бури злые…”), обладающий рядом качеств, которые отличают его от обычных людей. Поэт наделен всечеловеческой, вселенской отзывчивостью, способностью видеть мир таким, каков он есть,- “чувством правды”. Есть чувство правды в сердце человека,

Святое вечности зерно: Пространство без границ, теченье века Объемлет в краткий миг оно,- писал Лермонтов в стихотворении “Мой дом”.

Высшая художественная правда достигается ценой больших лишений, ценой жертвенного служения добру. Пушкин вообще считал, что Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон, В заботах суетного света Он малодушно погружен… (“Поэт”) Поэтическое служение -: всегда жертва, связанная с отречением от многих мирских благ.

В послании “К другу стихотворцу” Пушкиным сказаны горькие слова о судьбе русских поэтов: Лачужка под землей, высоки чердаки – Вот пышны их дворцы, великолепны залы. Поэтов – хвалят все, читают – лишь журналы; Катится мимо их Фортуны колесо… К идее жертвенности поэтического служения подводили Пушкина и Лермонтова раздумья об их собственных судьбах, сама историческая действительность.

Перед глазами Пушкина был пример поэтов-декабристов, в ушах Лермонтова словно бы звучал еще преступный выстрел Дантеса. Показательно, что “глагол смерти” дважды используется уже в самом начале стихотворения “Смерть Поэта”: Погиб поэт! – невольник чести – Пал, оклеветанный молвой…

Мотив жертвенности чувствуется в стихотворении Пушкина “Пророк” и одноименном произведении Лермонтова. Пушкинский пророк дан в развитии, динамике, движении. Кульминация стихотворения заключается в словах:

И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул. Но принесенная жертва не напрасна.

Энергия находит выход в повелительном “жги” последней строки стихотворения: И Бога глас ко мне воззвал: “Восстань, пророк, и вождь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей”. Стихотворение Лермонтова “Пророк” создано совсем в другую эпоху. Усиление консервативных тенденций в обществе оказало влияние и на поэзию. Лермонтовского пророка забрасывают камнями. Он бежит от “ближних”, бежит, но остается пророком.

Жертва принесена, но это бесполезная жертва. В этом и заключается трагизм лермонтовского героя. Пророку внемлет лишь безгрешная природа: Завет предвечного храня,

Мне тварь покорна там земная; И звезды слушают меня, Лучами радостно играя. Самолюбивые старцы пугают им детей:

Смотрите ж, дети, на него: Как он угрюм, и худ, и бледен! Смотрите, как он наг и беден, Как презирают все его! Сходные мотивы находим и во многих других лермонтовских стихотворениях периода политической реакции в стране (“Поэт”, “Не верь себе”, “Журналист, читатель и писатель”), а также в лирике 30-х годов Пушкина.

Достаточно вспомнить стихотворение “Эхо”: Ревет ли зверь в лесу глухом, Трубит ли рог, гремит ли гром,

Поет ли дева за холмом – На всякий звук Свой отклик в воздухе пустом Родить ты вдруг.

Ты внемлешь грохоту громов, И гласу бури и валов, И крику сельских пастухов – И шлешь ответ; Тебе ж нет отзыва… Таков И ты, поэт!

Печальные, горькие слова! Трагическое признание гения, обреченного на непонимание современников! И все-таки время расставило все на свои места. Поэзия Пушкина и Лермонтова заняла достойное место в русской классической литературе. Сбылись пророческие слова Пушкина:

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире Мой прах переживет и тленья убежит – И славен буду я, доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит.